Новелизация SH4: "Квартира 302"

[Mystic]

Георгий Старков, что ж так самокритично?

[Георгий Старков]

Ну, у меня периодически так бывает. :)

[Mystic]

Георгий Старков, не, эт плохо) нинада на себя гнать...

Я прочитала) мне нравится...особенно закончилось мило..
я всё ждала, когда уже её глючить начнёт))

по-прежнему жду продолжения

[Георгий Старков]

Пятая глава второй части ("повторное посещение Мира Здания"). Построена на экшне и флешбеках, насколько удачно - решать вам.

DOC-версия: http://g-starkov.narod.ru/stories/sh4_novel_2_5.zip


Глава 5
Крики жертв


1


В отеле "Южный Эшфилд" Генри и Айлин провели гораздо меньше времени, чем в других местах. Всего около получаса. Но увиденное (и услышанное) врезалось в память несмываемым пятном. И если бы кто-нибудь спросил, какое место в путешествии по спирали вниз было для них самым жутким, оба не стали бы раздумывать.

Отель не был отелем. Так казалось только поначалу, когда после прогулки в заснеженной тьме Айлин прикоснулась к двери негнущимися стылыми пальцами, и они вышли на пустую крышу, где в двух шагах сияли исполинские буквы: "ОТЕЛЬ ЮЖНЫЙ ЭШФИЛД". Генри только поджал губы, но Айлин радостно вскрикнула. Мы совсем близко от дома, думала она. Нужно только спуститься вниз! Но похоронная физиономия спутника заставляла в этом усомниться. Сомнения стали подозрением, подозрение вылилось в уверенность.

- Ты здесь тоже бывал, - глухо сказала она. Генри кивнул, с ненавистью взирая на красные неоновые буквы. Клаксоны ревели за чертой темноты монотонным гулом. С той поры здесь всё осталось прежним. Разве что небо стало ближе и темнее.

- И... что это за место?

- Не думаю, что тебе стоит это слышать, - хмуро сказал Генри. - Извини, Айлин... не хочу рассказывать. Всё равно сама увидишь. Пока мы должны идти вниз.

Она не ответила. Уж не обиделась ли? Сейчас было не время для мелочных обид; Генри нутром чуял, что сотня-другая футов, которых им предстоит преодолеть до первого этажа, станут самой трудной сотней в их жизни.

В тени пентхауса, из которого они вышли, валялось много хлама. Генри огляделся в поисках чего-нибудь, смахивающего на оружие, но ничего не нашёл. Тогда он обратил внимание на ржавые трубы, свисающие на боковой стене пентхауса; им явно не было места на крыше роскошного отеля.

- Я сейчас, - он направился к стене. Взявшись за конец трубы обеими руками, он принялся раскачивать её из стороны в сторону. Труба была стальная и крепкая, но сочленения, которыми её части крепились друг к другу, были сварены хлипко; при достаточной нагрузке они могли не выдержать. Генри продолжал шевелить трубу, увеличивая размах. Уже слышался натужный скрип, предвещающий успех.

Пока Генри возился с трубой, Айлин отдыхала, сев на пол крыши (платье испачкается, говорите? Право же, смешно). Мышцы звенели от бесконечной беготни и ходьбы, не говоря уже о сломанной ноге. А ведь скоро придётся начать очередной спринт. Генри не хотел её пугать, рисуя ужасы отеля "Южный Эшфилд", но добился совершенно обратного. Его холодная сосредоточенность вселяла в Айлин ужас. Вот он отломил кусок трубы, отложил в сторону... и снова начал раскачивать трубу. Значит, хочет, чтобы она тоже вооружилась. Она была не против, но... учитывая, что до этого Генри ни разу не настаивал, это тревожило. И ещё как.

Она посмотрела на чернеющее небо, отчаянно стараясь насладиться последними минутами покоя. Ни одной звезды. Может, облака загораживают?.. Или в этом мире звёзд нет вовсе просто потому, что тот, кто его создал, забыл пририсовать светила?

И тут - чудо, - словно по мановению волшебной палочки, на небосводе появилась звезда. Одна, зато ослепительно яркая, искорка бесшумно пробежала от зенита к горизонту. Надо было загадать желание, и срочно - и Айлин произнесла про себя то, о чём думала: Дай нам выйти живыми из этого места. Дай нам благополучно добраться до... Заговорщицки мигнув на прощанье, звезда сгинула в поле мрака. Оставалось только надеяться, что желание услышано.

Генри звезду не видел - как раз в тот момент отрывал второй кусок от трубы, покороче и легче по весу. Это будет для Айлин. Вспомнив, что девушка не может держать трубу обеими руками, Генри взвесил оружие на правой. Тяжеловато, конечно, но... Он тяжело вздохнул, на мгновение испытав острый стыд за то, что делает.

Забрав трубы, Таунсенд подошёл к Айлин, которая сидела, запрокинув голову и мечтательно глядя куда-то ввысь. Он с наслаждением уселся рядом с ней. Чёрт побери, он тоже устал. Смертельно - если только такое может быть...

- Как ты? - спросила Айлин.

- Так себе, - Генри не стал врать. - Спать хочется...

Гул моторов приблизился, распадаясь на сотни отдельных машин, потом отдалился снова. Как волна, накатывающая на берег. Неисправная неоновая лампа (буква Т) затрещала, но всё ещё стоически держалась.

- Наш дом стоит там, напротив, - Айлин улыбнулась. - Во всяком случае, хочется так думать...

Генри отмалчивался. Пододвинув трубу, он водил пальцами по шершавой ржавчине на её поверхности.

- А что дальше, внизу?

- После этого места? - вспоминалось с трудом, будто это было в другой жизни. - После отеля я попал в коридор третьего этажа рядом со своей квартирой...

Айлин удивлённо повернулась:

- Ты хочешь сказать, если мы... когда мы найдём дверь здесь, то попадём к себе домой?

- Ну да, - сказал Генри. - Только это не совсем...

- Да-да, конечно. Но всё равно... - Айлин вновь посмотрела на небо. Всё ждала ещё одной блуждающей звёздочки, чтобы Генри тоже смог загадать желание. Но небо оставалось тёмным и пустым. - Когда это кончится, Генри? Думаешь, мы скоро дойдём до дна?

- Я не знаю. Но осталось немного. Должен же быть конец...

- Конец, - повторила Айлин. Поднесла здоровую руку к лицу и очень внимательно рассмотрела пальцы с соскоблившимся с ногтей лаком. Когда она снова подняла глаза на Генри, вид у неё был до того потерянный, что Генри буквально услышал снова тоненький голосок: Мама? Где моя мама? Голосок, который мог принадлежать десятилетнему мальчику, но отнюдь не Айлин.

- Генри, что с моей рукой?!

Она продемонстрировала ему раскрытую ладонь. Генри судорожно вдохнул. Начиная от мякоти ладони и до кончиков пальцев кисть была пересечена светло-алыми полосами, словно по рукам секли плетью. Там, где полосы проходили над венами, сосуды вспучились маленькими, но уродливыми узлами.

- Генри, что это такое? - Айлин сорвалась на крик. Ладонь затряслась, и полосы радостно запрыгали. - Что со мной происходит?

- Я не знаю, - Генри осторожно закрыл ладонь своей рукой.

- Генри, я...

- Тс-с-с, - он положил указательный палец на её губы, доверительно смотря в испуганные зелёные глаза. - Успокойся, Айлин. Всё хорошо. Думаю, нам надо продолжать идти вниз прямо сейчас. Хорошо?

Она сглотнула и кивнула, стараясь унять дрожь. Генри нагнулся, поднял трубы и протянул ей одну. Айлин машинально взяла; пальцы сомкнулись на ржавой стали, скрывая зловещие борозды.

- Будем идти как можно быстрее, - сказал Генри. - Что бы ни увидели, мы не должны останавливаться. Если почувствуешь, что теряешь сознание...

- Не потеряю, - слабо возразила она.

- В любом случае, если что-то будет не так, сразу скажи. Ладно?

- Хорошо...

Генри видел, как Айлин хочется ещё раз посмотреть на алую сетку, покрывшую кисть. Скорее всего, минутой позже она так и сделает. Он поднял в руке другой конец трубы:

- Рука не болит?

- Нет, - Айлин перевела взгляд с загипсованной руки на ту, которая сжимала трубу, и мотнула головой. - Нет.

- Не смотри на неё, - посоветовал Генри. Больше ничего мог сделать - поэтому развернулся и пошёл к краю, где начиналась знакомая металлическая лестница. Айлин пошла за ней. После первых шагов по стальным ступенькам Генри увидел, что окна, которые в прошлый раз были безжизненно-чёрными, теперь залиты ярким жёлтым светом. В отеле "Южный Эшфилд" наступила ночная смена.


2


Как разумный человек, Генри решил выбрать путь наименьшего сопротивления и спуститься вниз по "лестнице Брейнтри". Но кто-то опять решил за него по-другому - все двери на площадке-курильне оказались заперты, кроме уже известного ему. Генри вспомнил ступеньки в засохшей крови и нервно облизнул губы. Опять спускаться по этой тошнотворной дорожке? Опять заходить в дружелюбный магазинчик Стива Гарланда, предлагающий всё для питомцев?.. И что будет с Айлин, когда она увидит всё это безумие?

Но других выходов не было. Запертые двери выглядели крепкими, не вышибить ударом плеча.

На этот раз всё будет иначе, приободрил себя Генри. Я не попадусь впросак, как в прошлый раз. Я уже знаю, что это за место.

Но понял, что не знает - как только вошёл в здание и услышал дикие крики, сотрясающие стены. Лестница была огорожена проволочным навесом, и живая розовая масса на стене по-прежнему копошилась, переливаясь влажным блеском в свете ламп. Снизу исходили громкие истошные крики, в которых смешались много голосов - мужских и женских, низких и высоких, взрослых и детских: мольбы о помощи, вопли предсмертной агонии и боли. Жаркий, лоснящийся воздух гудел от эха.

- Боже, - пролепетала Айлин, вцепившись в трубу. - Что это... за место?

Оставив вопрос без ответа (всё равно его не было), Генри направился вниз. На ступеньках отпечатались кровавые следы пальцев: его путь, когда он ползком взбирался вверх, умирая от потери крови.

Слизняки по-прежнему деловито ползали на стене, описывая медленные кривые на колышущейся поверхности. Большинство упорно ползли вверх дюйм за дюймом, словно стремясь добраться до крыши. Глядя на пустоту, чернеющую внизу, Генри задался вопросом, долго ли крохотные создания проторивали дорогу наверх. Им понадобился бы по меньшей мере день, чтобы проползти один этаж.

Спускались они с Айлин быстро, стараясь не задерживаться. Через пару минут уже стояли перед приоткрытой дверью "Спортивного магазина Альберта". Внутри горел свет. Генри навострил слух, но крики людей перeбивали всё остальное - если в магазине кто-то и был, он мог только догадываться. На всякий случай держа трубу наготове, Генри открыл дверь.

В прошлый раз маленький магазин спорттоваров запомнился ему чистотой и заботливым уютом. Тем поразительнее было увидеть, во что он превратился. Создавалось впечатление, что на заведение минуту назад был совершён разбойный налёт: полки с товарами свалены, волейбольные мячи и клюшки валяются на полу. Кассовый аппарат разбит вдребезги, и из него выглядывают пачки помятых купюр. На полу разлилась свежая кровь, растекающаяся жидкой лужей; рядом лежал набор клюшек с окровавленным наконечником. Некоторые из них был настолько сильно погнуты, что почти сложились пополам.

Кого-то здесь убили, догадался Генри. И утащили тело. Только что. ОНИ ещё здесь, совсем рядом...

- Рик Альберт, - подала голос Айлин. Она стояла сзади Таунсенда, рассматривая разгромленный магазин с почти апатичной отстранённостью.

- Что?

- Рик Альберт, - механически повторила она. - Он был пятым в списке, который показал мне Джозеф. Владелец магазина...

По магазину прошелестел порыв тёплого ветра, зашевелив волейбольные мячи. Один из них подкатился к луже крови и увяз в остывающей багровой жидкости.

- Пойдём дальше, - хрипло сказал Генри. Только после слов Айлин он начал понимать, куда они попали... что представляет собой этот невозможный кровавый коллаж под маской отеля.

Картина раскрылась перед ним во всей ясности - обычный будний день для хозяина заведения, скучный и серый. Рик Альберт, пожилой, но хорошо сохранившийся для своих лет человек, терпеливо ждёт за прилавком очередного посетителя. Он любит своё дело и свой магазинчик - он давно стал для неё смыслом жизни, и он не представляет, как может жить без него. И уж конечно, Альберт даже не допускает мысли о том, что этим опрятным витринам и вымытым полкам суждено пережить своего хозяина.

Что произошло в тот день? Что он увидел перед смертью?

- Генри, - Айлин прикоснулась к его спине кончиком трубы, вырвав из грёз слишком ярких, чтобы быть простым воображением. - Идём...

Генри нашёл взглядом дверь чёрного выхода. Вспомнил, что было за ней, и ощутил ноющую боль в груди. Худшее только впереди...

Но, конечно, пошёл вперёд. Оставляя спортивный магазин с принадлежащей только ему тёмной историей за спиной.

Парень задыхается, в страшном возбуждении топчась на месте; глаза горят безумным огнём, когда он выплёвывает бессвязные слова, указывая рукой в сторону двери. Рик Альберт смотрит на него с осуждением и отмечает про себя, что ему стоило хорошо подумать, прежде чем взять этого молодого человека на работу. Он никогда не поощрял излишнюю эмоциональность; спокойствие и вежливость - вот его жизненный девиз. И он хочет, чтобы на склоне лет в его магазине царили покой и порядок. Да, окончательно решает Альберт, нужно будет по истечении месяца дать работнику расчёт. Благо кандидатур хватает с лихвой.

- Гарланд... стрельба... все мертвы! Я видел...

- Спокойно, Уолтер, - перeбивает Альберт, протирая прилавок влажной тряпочкой. - Я понял, что в магазине Стива Гарланда что-то случилось. Попробуй рассказать складно, хорошо? Я слушаю.

- Он убит, - лепечет работник, и губы кривятся в нездоровой усмешке. - Он мёртв, мистер Альберт! Я видел сам. Его расстреляли из автомата.

- Хм, - отмечает владелец магазина, откладывая тряпку. Действительно, это событие из ряда вон. Стива Гарланда, содержащего магазин питомцев, он знал только вскользь, но ему всё равно становится не по себе. Кто мог такое сделать?

- А ещё, - парень наклоняется вперёд, понижая голос до шёпота. Разгорающийся блеск в его глазах нравится Альберту всё меньше, - убийца вырезал на его спине цифры. Пять цифр, да. Нуль... четыре... один... два... один. Я видел это, мистер Альберт. Вы мне верите?

- Конечно, - кивает он, выходя из-за прилавка. Пока Альберт не знает, что сделает дальше. Магазин закрывать он не будет, это точно. Но всё-таки хорошо бы выяснить об этом случае побольше. Пожалуй, можно устроить перерыв на полчасика. Альберт запирает дверь магазина и идёт к чёрному выходу. Но у двери он резко оборачивается, поражённый неприятной догадкой. Уолтер стоит у сектора с клюшками для гольфа, изучая "вторую железную", коллекционную клюшку из разряда тяжёлых. Сам Альберт такими не пользуется - слишком много они весят, а ему давно не тридцать лет. Даже не пятьдесят.

- А как ты узнал обо всём этом? - спрашивает он, опуская руку в карман за ключами. - Ты сказал, это произошло только что. Значит, ты был в магазине во время налёта?

Уолтер вздрагивает, поднимает голову, их взгляды встречаются. В них Рик Альберт, владелец магазина спортивных товаров, видит свой приговор - и успевает лишь коротко вскрикнуть, прежде чем работник подскакивает к ней с занесённой над головой клюшкой. Железный наконечник обрушивается на голову, окрашивая стены белым огнём. Альберт ещё секунду удивлённо смотрит на работника, потом падает на прилавок, который протёр только что. "Боже мой, - он приходит в ужас, видя, как кровь заливает полированную поверхность, - он грязный! Неужели мне придётся снова...". Второй удар снова меняет краски мира - на этот раз на непроницаемо-чёрные.


3


На лестнице за чёрным выходом крики продолжались. Теперь из общей сводящей с ума какофонии выделились бешеный лай и мяуканье. Питомцы из лавки Стива Гарланда продолжали бесноваться, запертые внутри. От этого звука у Генри вставал большой комок в горле. Но сейчас нужно было заботиться об Айлин, а не о себе: ей снова стало плохо, когда она увидела лестничные пролёты, которых словно окунули в исполинский чан с кровью.

Кровь была живая. Не засохшая бурыми струями, как в тот раз, а свежая, отдающая пряно-солоноватым запахом. Когда с шеи за шиворот скатилось что-то тёплое, Генри понял, что жидкость капает с верхних пролётов. Остервенело оттираясь, он оглянулся на Айлин. Как ни странно, девушка выглядела спокойной; лишь сжала губы до бескровия, и на пальцах, держащих трубу, синими реками выступили вены.

- Айлин, сможешь идти?

Она быстро кивнула, словно боясь, что её вырвет, если она откроет рот.

- Закрой глаза, - предложил Генри. - Я поведу тебя.

Она не стала возражать. Генри взял Айлин под локоть (за руку не мог - несмотря на потрясение, расставаться с трубой она не собиралась) и сделал первый шаг. Ступал очень осторожно, чтобы не поскользнуться на мокрых от крови ступеньках. Капли стали срываться обильнее, застревая в волосах и с омерзительной теплотой лаская щёку; сначала Генри и Айлин с отвращением смахивали их, потом перестали обращать внимание. Когда они приблизились к двери, над которой висела залитая кровью вывеска (СТ... ЛАНД, ВСЁ Д... МЦЕВ, смог прочитать Генри), оба уже выглядели так, словно только что приняли ритуальную ванну в лучших традициях сатанистов.

Айлин открыла глаза, с недоумением взглянула на закрытую дверь и вывеску. Гам животных не собирался стихать. Мяуканья стали громче. Под дверью магазина, сверкая медью, лежала целая плеяда автоматных гильз.

- Может быть, сейчас придётся пустить в ход трубы, - сообщил Генри подчёркнуто равнодушно. - Держись за моей спиной, я буду идти первым. Если промахнусь по этим тварям... помоги мне, хорошо?

Айлин опять кивнула. Генри уже счёл все подготовки завершёнными, когда она внезапно спросила:

- Генри... а какой это этаж? Сколько осталось?

- Не знаю, - он растерялся. - Четвёртый... может, третий.

- Да, - сказала она. - Я готова, Генри.

Генри взялся за влажную ручку двери (она была вся в крови, но он и не заметил) и потянул на себя. Боялся, что внутри окажется та же непроглядная темнота, что и в прошлый раз, но на сей раз судьба сделала подарок. Лампы гудели, разбрасывая снопы яркого белого света. Первое, за что ухватился взгляд - чёрный шест стойки-вешалки, лежащий поперёк входа. Когда-то он стал его спасением. Из-под шеста на зелёном линолеуме тянулись багровые потёки. Дальше лежала большая двусторонняя витрина - явно самодельная. Консервные банки и пакетики с сухим кормом разлетелись по всему магазину.

Магазин был пуст. Кошки ревели над самым ухом, пиликая на нервах, и лай собак взрывался исступлённой злостью - тем не менее, внутри никого не было. Только жестокий и бессмысленный разгром. Стёкла витрин разлетелись на мельчайшие куски. Ящики столов вывернуты, бумаги лежат на полу, изорванные и окровавленные. Проволочные клетки, в которых должны сидеть животные, открыты настежь. В довершение картины Генри увидел на стене скопление вмятин от пуль.

Гильзы у входа, вспомнил он. Автоматные гильзы...

Едва он подумал, окружающее ажитато вдруг нарушилось резким трескучим звуком, словно взрываются хлопушки - не один, не два, а целая пачка. Животные на доли секунды изумлённо умолкли, и на какое-то время автоматная очередь обрела единоличную власть над изувеченной лавкой Стива Гарланда. Но потом снова раздался взрыв животного оркестра - двумя октавами выше, панический и агонизирующий. Кашли автомата затерялись в этой мощной волне, забивающей уши. Генри поймал себя на том, что прижимает ладони к ушам со всей силы и кричит. Айлин делала то же самое - но с больной рукой она могла закрыть только ухо, и продолжала подвергаться этой немыслимой пытке.

- Пойдём! - закричал Генри, хватая её за руку. Едва ли она его не услышала, но слова сейчас и не требовались. Они побежали к чёрному выходу, отсчитывая шаги, и ярды, и мили. Отчаянных визг убиваемых животных редел по мере того, как автомат выплёвывал новые смертоносные очереди; когда в лавке стало тише, Генри различил за всем этим леденящий душу смех, прокатывающийся приглушённым эхом.

Смех убийцы.

Уолтер Салливан с наслаждением разрядил очередную обойму, проходясь огненным шквалом по клеткам, в которых оставались живые звери. Эта обойма стала последней. Рыжую кошку, неистово царапающую прутья клетки, отбросило к задней стенке, где она замерла, выпучив водянистые глаза. Напоследок линия огня коснулась беспокойно чирикающей жёлтой канарейки, превращая её голову в кровавое месиво. Больше животных не осталось; в магазине Стива Гарланда воцарилась столь непривычная здесь тишина, которую портили только всхлипывания самого хозяина, забившегося в угол за прилавком.

Перестав смеяться, Уолтер спокойно перезарядил автомат и подошёл к прилавку. Стив Гарланд, щуплый мужчина с мясистыми красными щеками, поднял трясущиеся руки с тонкими белыми пальцами, пытаясь защититься от надвигающегося безумца. Совок для кормления животных выскользнул из руки и со звоном упал на линолеум.

"Тот самый совок, которым он меня тогда бил, - подумал Уолтер, впрочем, без особой злобы. - Я просто случайно задел клетку, и она упала на пол. Кто знал, что эти чёртовы животные так взбесятся от этого".

- Не надо, - пролепетал Гарланд, не сводя глаз с чёрного дула, с любопытством уставившегося на него. - Пожалуйста...

На улице кто-то истерически закричал: "Выстрелы! Это были настоящие выстрелы, я вам говорю!". Времени оставалось мало. Уолтер вдавил курок кончиком пальца и не отпускал, пока последний патрон не вылетел и не вонзился в уже мёртвое тело. Отшвырнув прочь автомат, он присел у трупа и перевернул его на живот. Руки тотчас испачкались в крови до запястья; не впервой. Достав из кармана нож, он стал с силой водить по спине Гарланда сквозь рубашку (толстая фланелевая, она оказывала сильное сопротивление), выводя корявые цифры. Число было короткое, и много времени это не заняло. На следующую процедуру требовалось гораздо больше времени. Иной бы не управился и за полчаса, но Уолтер недаром в своё время проедал стипендию в медицинском институте. Не прошло и пяти минут, как он закончил действо, и сердце очередного грешника перекочевало в синий пластиковый пакет.

В дверь постучали. Уолтер запер её изнутри, когда заходил, так что знал, что в следующие пять минут сюда никто не войдёт. Но он всё равно заторопился. Скомкав пакет и запихнув себе в карман, он быстрыми шагами пошёл к чёрному выходу. У двери нажал на выключатель и задержался на секунду, наслаждаясь тишиной и темнотой, которые накрыли магазин. Не тот прежний галдёж, который не прекращался ни на секунду. Совсем другое дело...

- Мистер Гарланд? С вами всё в порядке? Откройте дверь!

"Не откроет", - рассеянно подумал Уолтер и вышел из магазина. Лестница вела вниз; он стал неспешно спускаться, на ходу надевая вязаные чёрные перчатки. Так кровь никто не заметит; он сможет добраться до места своей работы. Старикан Альберт наверняка уже пришёл... Уолтер подумал - раз уж всё идёт так благосклонно, то почему бы заодно сегодня не извлечь пятое сердце. Пять из десяти - как раз середина ритуала... а там уже ничто не будет страшно.


4


Айлин спросила, и Генри ответил, что они находятся на третьем или четвёртом этаже. Получилось, что он соврал: после магазина Гарланда они спустились ещё по меньшей мере на пять этажей, но вьющаяся лента ступенек не думала заканчиваться. Она шла всё глубже и глубже, ближе к чёрной пустоте. Они оба поняли, но продолжали идти, не говоря ни слова, пряча страх за показным безразличием.

Одно было хорошо: эта часть лестницы выглядела вполне обычной, без тех кровавых декораций, что раньше. Зато повсюду начали медленно выглядывать следы затхлости и опустошённости. Перила покрыл желтоватый ковёр ржавчины. Сталь лестниц начала жалобно поскрипывать под их весом, пугая Айлин до смерти. На проволочном ограждении нет-нет да и встречались прорехи. Скопление слизняков на той стене стало гуще, теперь они ползали не поодиночке, а целыми группами, взбираясь друг на друга. И срывались, соответственно, куда как чаще.

Была ещё одна перемена, не совсем приятная. Крики стали ближе. Охрипшие и давно не похожие на человеческие, они сотрясали ветхие стены "отеля". Некоторые иногда обессиленно смолкали; их место тут же занимали новые. Помоги... - взывали одни. Аа-а-ах! - дико перeбивали другие. И-и-и-и! - детские голоски пронзительно ревели, заставляя холодеть сердце.

Долго так нельзя терпеть, подумал Генри. Он украдкой покосился на Айлин. Она продолжала идти, не глядя по сторонам; на слипшихся волосах и щеках коркой засохла кровь - память о красном дожде перед лавкой для животных. Под глазами повисли тяжёлые синие мешки. Бинты, обматывавшие гипс на руке, считай что развязались, обнажая серую каменистую массу, по которой шли микроскопические трещины. Но что встревожило Генри больше всего, так это едва заметные светло-алые полосы, которые прорезались чуть выше щеки девушки. Он уверял себя, что на самом деле, конечно, ничего нет, ему просто кажется из-за крови на её лице... но глаза предательски возвращались, предоставляя всё новые неопровержимые доказательства.

Сам он чувствовал себя тоже не в шоколаде. Сильно раздражал зуд в местах, куда попала кровь. Рубашка отслужила свою службу; треснувшая по шву и изорванная не дай Бог, она скорее мешала идти - Генри носил её исключительно по инерции. Пару раз приходила в голову идея сорвать её с себя и щеголять в майке, но он оттягивал момент - почему-то ему казалось, что это будет признанием поражения. Но больше всего бед доставляла непомерно опухшая шея, которая просто отказывалась шевелиться, угрожая острой вспышкой боли: многочисленные страдания, выпавшие на долю шеи, не прошли даром. Приходилось всё время держаться прямо, как кавалерист.

Скоро, скоро дойдём... Не останавливаться, идти вперёд... Голос рассудка не утешал и чаще раздражал слащавостью.

Седьмой по счёту этаж наконец одарил их дверью. Самой невзрачной, с матовым стеклом глазка по центру и замочной скважиной. Дверь была приоткрыта; изнутри доносилось то ли шипение, то ли шёпот. Заглянув внутрь, Генри не удивился, увидев прихожую, залитую оранжевым светом торшера на стене. На полу был устлан узорчатый ковёр. Ещё бы: такая привычная - если не сказать, классическая - дверь могла вести только в чью-то жилую квартиру.

Генри вступил в прихожую, подавив инстинктивный позыв громко спросить: "Есть здесь кто-нибудь?". Странный шум слышался отсюда лучше. Теперь Таунсенд понял, почему он показался ему знакомым. Это был звук телевизора, не настроенного на волну и показывающего пустые черно-белые полосы.

Ш-ш-ш-ш...

Справа - гардероб, слева - ванная. Кажется, совмещена с туалетом. Генри ощутил тёплый ностальгический позыв в груди - настолько квартира напоминала его собственную. Только вот этот ужасный масляный свет... Тремя широкими шагами он дошёл до конца прихожей. Дальше была кухня.

Посреди кухни стоял стол, накрытый белой скатертью, заваленный грязной посудой: Генри знал, как накапливаются такие горы. В конце концов, он сам вёл холостяцкий образ жизни. Но ближняя половина стола была старательно вычищена от напора тарелок и вилок. На освобождённом месте красовался белый сливочный торт, утыканный разноцветными свечками. Свечи ещё не сгорели до половины; тени радостно колыхались на скатерти. Рядом с тортом примостилась большая зелёная бутылка, горлышко которой было перетянуто розовой лентой. Генри без труда узнал золотистый ярлык: шампанское "Дом Периньон". Этот ярлык стал его проводником в мир спиртных напитков в четырнадцать лет. Да и как можно отказаться, если ты на вечеринке у лучшего друга, родителей нет в радиусе пяти миль, да ещё друг уверяет, что это шампанское - самое лучшее и самое дорогое в мире?

- Генри, ты это видишь? - спросила Айлин, во все глаза смотря на стол.

- Вижу, - подтвердил Генри и вдруг почувствовал, как рот наполняется слюной. Одним из немногих положительных качеств мира, в котором они находились, было то, что голода они не чувствовали... но, увидев аппетитные кремовые завихрения на макушке торта, он с трудом поборол в себе желание наброситься на еду и пихать в рот, вырывая нежную мякоть крупными кусками. Порыв был сильным, схожим с сексуальным влечением. Генри сжал пальцы в кулак и судорожно выдохнул, процеживая воздух сквозь зубы.

- Какая прелесть! - Айлин зачарованно шагнула к столу. Пламя на свечах игриво склонилось в сторону, как под лёгким дуновением ветра. Генри уже готов был покорно последовать за ней, сесть на гостеприимно расставленные стулья и начать вожделенную трапезу. Но, оказавшись позади девушки, увидел красные борозды, пересекающие её шею. Во рту тотчас пересохло; жор вылетел за один краткий миг, как воздух из лопнувшего шарика.

- Айлин, - он положил руку ей на плечо. - Я думаю, не стоит.

Она обернулась, в глазах были обида и раздражение: "Я хочу есть, как ты не понимаешь? Неужели после всего, что случилось, я не заслужила даже этого?". Но полосы, ярко расцветшие на разгорячённых щеках, окончательно укрепили Генри в его решении. Он не знал, чем грозит пиршество в покинутой квартире с шипящим телевизором в углу и сальным жёлтым светом, который заставлял чесаться днища глаз. Но был уверен - если только они не смогут удержать себя в узде, этот ужин станет последним для них обоих.

- Не стоит, - твёрдо повторил он, видя безмерное разочарование в её зрачках. Разочарование - и горькое понимание. Чары ароматного крема опали; Айлин тоже чувствовала неясную угрозу, исходящую от приготовленной на столе еды.

- Уйдём отсюда, - глухо сказала она, отводя взгляд к двери на дальнем конце гостиной. Свиду это была дверь спальни, но Генри мог биться об заклад, что за ней находится тот же бессменный лестничный пролёт, уводящий вниз.

Так и вышло.

Поворачивая ключ в дверном замке, Эрик Уолш всё ещё пребывал в отвратном настроении духа. Даже то, что он ушёл с работы пораньше, не могло помочь. Язычок замка всё время обо что-то упирался, не желая двигаться дальше. Эрик трижды чертыхнулся и навалился на дверь плечом, из всех сил выкручивая ключ. Когда дверь вдруг распахнулась под его весом, он едва не грохнулся на пол - хорошо, что вовремя схватился за косяк. Было бы забавно, если он упал и расшиб себе нос: вот тогда день рождения и впрямь засиял бы всеми красками жизни. Эрик всё ещё любил этот глупый праздник, хотя многие друзья уже не придавали дню ангела того значения, что раньше. День рождения Эрик считал своим днём; но кто сказал, что этому убийце нужно было разгромить магазины Альберта и Гарланда именно сегодня? А тут ещё и эти пробки на дороге... Эрик рассчитывал вечером сходить в бар с друзьями отмечать ещё одно деление на древе жизни, но сейчас понял, что не способен на это. Просто валился с ног от усталости, хотя ничего особенного вроде не делал. Единственным желанием было кулем упасть на постель и заснуть.

Раздражённо хлопнув дверью, Эрик повесил пальто в гардероб и прошёл на кухню. Там и замер, изумлённо таращась на стол, где чудесным образом появился большой сливочный торт, жирно блестящий кремом, и бутылка шампанского, перевязанная ленточкой. "Дом Периньон", высший сорт - в прейскуранте бара, где работал Эрик, напиток был одним из самых дорогих. В его памяти "Периньон" заказывали только пару раз... впервые - три месяца назад пожилой бизнесмен с юной дамочкой, и сегодня - молодой человек в синем плаще. Он, кстати, и рассказал Эрику про происшествия в соседних магазинах.

Значит, в кои-то веки наконец кто-то вспомнил, что у Эрика Уолша есть день рождения. Он почувствовал, как губы расплываются в улыбке. Может, день и не настолько пропащий, несмотря на обилие кровавых историй.

- Мама? - позвал Эрик.

Да нет... вряд ли она. Как она с её заработком может позволить себе "Периньон"? Смех, да и только.

Ну, если не мама, то только Кайл. А он-то думал, что непутёвый братец о нём вконец забыл. Сколько они не виделись? Полгода, не меньше.

Эрик щелкнул выключателем, зажигая свет в кухне. Под столом и за шторами никого не было видно. Сюрприз, значит, устроили. Не переставая улыбаться, он подошёл к столу и увидел зелёную открытку, лежащую рядом с тортом. С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ! - гласила цветастая строчка на обложке. Эрик взял открытку и посмотрел на торт с горящими свечами. Кремовой надписи не было. Это его немного обескуражило.

- Кайл, это ты? Всё, я раскусил тебя. Выходи!

Тишина, только чуть слышно трещат свечи на торте. Ну ладно, пусть прячутся, всё равно никуда не денутся. Эрик развернул открытку. Кайл не отличался многословием - наверняка там будет телеграмма вроде: "ДОРОГОЙ БРАТ ЭРИК. С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ. КАЙЛ". Он с трудом удержался от смеха, увидев, что поздравление и в самом деле донельзя куцое и занимает только одну строчку.

Однако текст был немного другим, нежели представлял себе Эрик:

С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ. УОЛТЕР.

Уолтер? Эрик нахмурился. Какой ещё Уолтер? Не знает он никакого Уолтера.

Отложив открытку, он непонимающе взглянул на торт, на шампанское. Свечи уже почти догорели, нужно будет их срочно задуть. А шампанское - не та ли это бутылка, которую он продавал сегодня тому человеку в синем плаще? Предчувствуя нехорошее, Эрик поднял бутылку и развернул задней стороной. И увидел то, чего ждал - розовый ярлык бара, в котором он работал.

- Разрази меня гром, - удивлённо сказал Эрик.

- Как скажешь, дружище, - отозвался сзади чей-то голос. - Как скажешь.

Он лихорадочно обернулся - и встретился взглядами с человеком, который загораживал проём двери. Должно быть, до этого он прятался в ванной. Тот самый тип, который рассказывал про резню в магазине старика Рика Альберта. Даже плащ не удосужился сменить.

Но Эрик смотрит не на него - его взгляд направлен на чёрное дуло пистолета. Он ничего не понимает - как этот человек проник в этот дом, что он от него хочет, и что вся эта сцена означает. Он так и умирает, ничего не поняв.

Человек в плаще нажимает на курок, не дожидаясь, как отреагирует Эрик на внезапное появление. Пуля попадает в голову, проходит сквозь и разносит череп, украшая белоснежный торт серо-красными вкраплениями. Бутылка соскальзывает с ладони бармена; натренированные руки делают едва заметное движение вслед за ней, пытаясь поймать на лету. Но так и не достают, и дорогое шампанское обильно разливается по полу из разбитого сосуда. Ещё секунду Эрик Уолш отупело смотрит на своего убийцу единственным оставшимся глазом, потом валится назад, на сливочный торт, погашая именинные свечи.


5


Генри потерял всякую надежду. После пятнадцатого этажа он перестал считать их - всё равно толку было мало. Слизняки покрыли стену плёнкой, воздух нагрелся до июльского жара, а конца лестнице не было видно. Один раз лестница привела их к новой двери, и они прошли через пустую комнату с серыми обоями и разделанными тушами животных на деревянных нарах. После этого спуск продолжился, как ни в чём не бывало. Вопли раздавались так близко, что, казалось - протяни руку, и ты коснёшься тех, кто их издаёт.

Звон часов донёсся, когда они остановились передохнуть на тридцатом или сороковом лестничном пролёте. Часы звучали негромко и скромно, но хрустальный перекликающийся звук был слышен отчётливее, чем любой из размазанных криков. И доносился он снизу... совсем близко.

- Это? - нерешительно спросила Айлин.

- Часы, - ответил Генри. Он не перепутал бы это ни с чем. В айовском доме в спальне бабушки стояли большие деревянные часы с маятником, сделанные из орехового дерева. Каждый полдень они разражались размеренным звоном, но куда как мрачнее и глуше, чем этот. - Кажется, двумя-тремя этажами ниже...

Не обменявшись больше ни словом, оба поспешили вниз, пока часы не закончили отбивать время. Они не смогли бы внятно объяснить, почему им так важно найти эти часы - но одно они правило этого мира они выучили крепко: здесь нельзя было пренебрегать ничем, даже самой крохотной наводкой. Если ты видел на алтаре потайной церкви раскрытую книгу, её следовало прочесть. Если на останках пожара сидела сгоревшая кукла, то к ней нужно было подойти. А если после долгой, долгой прогулки по лестнице ненастоящего отеля ты услышал звон часового механизма, тут уж будь добр, отыщи источник.

Возможно, им и не требовалось так надрываться: часы не собирались останавливать своё музицирование. Когда Генри и Айлин дошли до двери, чистые отзвуки продолжали разноситься по лестнице, хотя часы пробили по меньшей мере пятнадцать раз. И крики людей вроде бы стали тише.

Они попали в не очень просторное, почти кубическое помещение, на потолке которого висели зеленоватые лампы, источающие желчный свет. Генри живо припомнился госпиталь. Но мягкий запах конторской древесины вместо аромата формальдегида и стены с приделанными к ним пустыми массивными полками убеждали, что это не так. Как и большие настенные часы на противоположной стене, продолжающие качать маятником и зазывать прозрачным звоном.

Странно смотрелся этот механизм прошлых лет в этом пустующем помещении. Тем более странно, что был почему-то перевёрнут вверх тормашками, но исправно работал. Тяжёлый диск маятника двигался из стороны в сторону, замирая на точке равновесия, и именно в этот миг по округе разносилась мелодичная трель. Куранты отбивали который по счёту час.

Это же бабушкины часы, думал Генри с благоговейным трепетом, следя за коловращением маятника. Стекла и хрусталя тут больше, но модель та же...

Не смей трогать мои часы, Генри Таунсенд. Ты знаешь, они волшебные. Если ты прикоснёшься к ним... то там есть страшная тёмная комната за часами, и ты ведь не хочешь, чтобы тебя утащил туда дух часов, не так ли?

И он верил.

- Смотри, - Айлин указала на хрустальные фигурки людей, которые яростно стучали молотом по хрустальной же наковальне. Человечки уютно расположились под циферблатом и не испытывали дискомфорта из-за перевёрнутого мира. - Красивые...

- Да, - согласился Генри. Словно ответ отрезал невидимую нить, часы тут же перестали бить. Ось маятника замерла, будто наткнулась на прочное препятствие. Крики людей возобновились с новой силой, напуская в комнату холода.

- Что случилось? - спросила Айлин. Кажется, она испугалась, да и Генри, признаться, пережил довольно неприятное мгновение.

- Не знаю, - сказал он. - Они остановились.

- Но почему? Мы же ничего не сделали...

Может, духу часов не понравилось, что мы тут стоим и глазеем на его сокровище, подумал Генри. Чушь, конечно - зато снова вспомнилось зловещее предостережение бабушки. О тёмной комнате, которая находилась за часами, и об обитающих там невообразимых созданиях.

Дух часов всегда голоден, Генри, вот что я тебе скажу. Когда часы бьют время - это его жадные крики, просящие новых жертв. Если ты попадёшь к нему... в ТУ САМУЮ комнату... так что никогда не подходи к часам, понятно? Ты меня понял, Генри Таунсенд?

Закусив губу, он сделал шаг и схватился ладонями за тяжёлую коробку часов. Зажмурился на короткий миг, боясь, что на щиколотках защелкнется рука духа часов, но ничего такого не случилось. Это придало ему уверенности. Под удивлённым взглядом спутницы Таунсенд сдвинул часы в сторону, открывая взору спрятанную за ней дверь. Дверь была меньше, чем парадная, но они могли свободно сквозь неё пройти.

Тяжело дыша, Генри отпустил часы и посмотрел на дверь. Он ещё продолжал изучать её долгим взглядом, когда к Айлин вернулся дар речи:

- Боже мой, Генри, откуда ты узнал?

- Считай, что мне подсказала бабушка, - он горько усмехнулся, но не отвёл глаз от двери, которая вела в тёмную комнату - ту самую, где скрывались самые страшные твари из тех, что могла носить земля.

Было время, и эти опустевшие полки прогибались под весом вещей, на них стоящих. Не то чтобы вещи сильно различались - все они так или иначе были предназначены для измерения времени. Часы большие, часы маленькие, часы престижные и часы дешёвые; часы, покрытые хромом, золочёные, отделанные хрусталём. Комнатушка была живым монументом времени и его неотвратимости - по крайней мере, так задумывал владелец магазина Уильям Грегори. Никуда не спешить, наслаждаться каждым мгновением течения жизни - эту фразу он выбрал своим путеводителем с раннего детства. И увлечение часовыми механизмами стало для Уильяма вполне закономерным.

Теперь же, на старости лет, он полагал, что прожил правильную жизнь. Несмотря на то, что некоторые пытались устыдить его тем, что он провёл всю жизнь, запершись в своей каморке, Грегори ни о чём не жалел. Время пожирает всё: богатство, славу и почести. Эти щелкающие на циферблате секунды всё равно отберут у тебя то, что тебе принадлежит. Он довольствовался тем, что не совершал дурных поступков и просто занимался любимым делом.

Оставалось всего несколько минут до закрытия. День ничем не отличился от других: сегодня у Грегори купили около десятка наручных часов и пару настенных. Да ещё пяток отдали на починку. В узких кругах он считался первоклассным мастером - если бы не любовь к своему делу, он мог бы свернуть продажи и заниматься исключительно ремонтом.

Последний оставшийся посетитель не спешил уходить: он застрял около больших часов из орехового дерева, стоящих вплотную к стене. Грегори не мешал ему, просто ждал, сидя за прилавком, и чинил очередные часы. Случай был лёгкий, ослабла пружина механизма - заменить, только и всего. Но сделать это Уильям не успел: посетитель подошёл к нему в самый неподходящий момент, когда он полностью разобрал устройство, и вежливо поздоровался. Положив отвёртку на стол, Уильям посмотрел на него. Молодой мужчина в синем плаще, на котором видны остатки прилепившейся грязи.

- Я хочу получить у вас свои часы, - сказал посетитель.

- Часы? - Уильям нахмурился; память у него хорошо работала и на шестом десятке, и он не помнил, что человек подходил к нему раньше. - Вы уверены, что вы сдавали мне часы?

- Абсолютно, - сказал мужчина. - Такие серебристые, на стальной цепочке... не помните?

Уильям подумал и покачал головой:

- Нет. А когда вы их сдавали мне на ремонт?

- Шесть лет назад.

Он с интересом посмотрел на мужчину в плаще. Вроде бы он не подшучивал над ним. Наоборот, казался очень даже серьёзным.

- Сэр, я не ремонтирую часы так долго. Должно быть, вы...

- Да нет же, - миролюбиво перeбил собеседник. - Я уверен, что вы знаете.

Ошалелый часовщик честно попытался вспомнить, что же было шесть лет назад. Шансы, конечно, были почти равны нулю - даже если странный человек сдавал какие-то часы, всё давным-давно предано Лете. Но, как ни странно, ему удалось кое-что выкопать. Случай, конечно, был из ряда вон, потому и врезался в память. К нему приходил какой-то парень, почти мальчишка, и сдал на ремонт посеребренные наручные часы. Уильям не помнил, что там было не так в механизме - однако эти часы стали первыми за долгий срок, которые он не смог привести в рабочее состояние. Помнится, это его довольно-таки удручило - он-то полагал, что знает в своём деле абсолютно всё. И когда парень заявился за вещичкой, он сказал ему, что...

- Так это вы? - вырвалось у него.

Посетитель улыбнулся:

- Рад, что вспомнили. Так вот, я всё-таки хотел бы получить часы обратно.

- Я не знаю, что вас заставило прийти сюда опять, - сказал Грегори, чувствуя неприятное посасывание в животе, - но, насколько я помню, я потерял ваши часы. Не знаю, как вышло, но это так. Я же отплатил вам компенсацию за них.

- Как же, я помню, - человек согласно кивнул, небрежно постукивая костяшками пальцев по прилавку. - Но я не уверен, что мои часы были потеряны. Может быть, вам стоит поискать их получше?

Уильям открыл рот, чтобы ответить (хотя что можно было на такое сказать?), но в эту секунду затихший магазин взорвался звуками. Сначала дзинькнули часики в виде шкатулки, лежащие на дальней полке. Следом поспешно подали голос остальные механизмы, знаменуя пришествие нового часа. Эхо звона прокатывалось от одной стены к другой. Никогда Уильям не был так рад звуку своих чад - теперь странный посетитель будет сбит с толку и можно будет его вежливо выпроводить. Он привстал с места и с тревогой увидел, что маленькая буря в лавке не возымела никакого эффекта на человека в плаще. Не переставая дружелюбно улыбаться, мужчина поднял его отвертку со стола. Бой курантов ещё продолжался, отбивая один раз, два, три... но прежде чем все звуки замолкли ещё на шестьдесят минут, Уильям Грегори уже умер.

[Георгий Старков]

6


Тёмная комната оказалась и впрямь тёмной, но вовсе не комнатой. Из открытой двери веяло свежим прохладным воздухом. Генри вышел, держа трубу наперевес, готовый отразить внезапную атаку, но в тесном проходе между крылами здания, куда он попал, никого не было. Над головой развёрзлось бездонно-чёрное небо без звёзд. Шум машин стал тише - не поймёшь, то ли рокот моторов, то ли плеск далёких волн. Ветер, прижатый между крылами, проносился по проходу на огромной скорости, остужая разгорячённое лицо. Крики здесь не слышались.

Убедившись, что место безопасно, Генри позвал Айлин. Она вышла, озираясь по сторонам, и беспокойство на лице сменилось радостью. Какие мелочи иногда могут подбодрить человека, подумал Генри. Свежий воздух и открытое небо, всего-то - и мы уже искренне благодарны Богу.

Фонарей не было, зато светящиеся окна с двух сторон худо-бедно освещали путь. Генри продолжал идти - впрочем, довольно медленно, вглядываясь в полумрак каждый раз перед тем, как сделать шаг. Слова бабушки о тварях в тёмной комнате никак не выветривались из головы. Айлин не отставая шла за ним, он слышал её усталое дыхание за своей спиной. Разговаривать в темноте, пусть шёпотом, не хотелось.

Дойдя до места, где проход поворачивал под прямым углом, Генри услышал чьи-то голоса. Сначала подумал, что это иллюзия из-за ветра, с шорохом скользящего по крыше "отеля". Но, сделав ещё несколько шагов, он различил в голосах знакомые нотки. Их было двое. Первый, верещащий почти без умолку - тонкий, требовательный и капризный. Второй, куда как более спокойный, вступал в разговор лишь изредка. Он почти терялся в шуме ветра.

Генри остановился и приложил палец к губам, показывая Айлин, что нужно молчать. Она согласно кивнула, нервно прислушиваясь: видимо, тоже узнала тех, кто вёл разговор на ветреной крыше.

- Уйди с моей дороги! - в голоске мальчика ощущалась угроза. - Я хочу к маме! Слышишь - не стой передо мной, уходи! Кто ты такой?

- Меня зовут Уолтер, - только сейчас Генри почувствовал, что голос человека в плаще неуловимо похож на фальцет мальчика. - Уолтер Салливан. Не бойся, малыш, я не буду мешать тебе... ты встретишься с мамой, как только я выполню Двадцать Одно Таинство.

Генри прижался спиной к стене и с величайшей осторожностью выглянул из-за угла. Мужчина и мальчик стояли друг напротив друга на расстоянии двадцати шагов от них - как раз там, где проход становился шире и под напором ветра качался одинокий жёлтый фонарь. Мужчина стоял к Генри спиной, зато растерянное личико мальчика, смотрящего на него снизу вверх, было прекрасно видно.

- Но это моё имя, - наконец сказал мальчик. - Ты украл моё имя! И что это за Двадцать Одно Таинство?

- Не волнуйся, - голос мужчины убивал невозмутимостью. Будто не разговаривал, а читал наизусть вызубренный текст. - Скоро ты всё узнаешь... А теперь, почему бы тебе не пойти со мной и увидеть маму?

Он наклонился и легко поднял мальчика, взяв за подмышки. То ли мальчик не ожидал такой проворности от визави, то ли поддался намеренно - в любом случае, ему оставалось только брыкаться в воздухе и возмущённо повизгивать, впрочем, без особого энтузиазма:

- Отпусти меня! Поставь меня на землю! Мне больно!

Разговор принимал совсем нежелательный оборот. Айлин вскинула здоровую руку и с силой положила Генри на плечо. Ну не стой же! Последние сомнения Генри рассеялись: он не мог позволить чудовищу в плаще унести мальчика. И плевать на всё то, что было раньше.

Генри вывалился из укрытия и заорал:

- Стой, ублюдок!

Мужчина уже вышагивал прочь, зажав локтём трепыхающегося ребёнка. Услышав голос Генри, он обернулся - но даже в этот момент его движения оставались до отвращения плавными, будто он всё знал заранее. При свете лампы Генри не увидел на его лице ни капли удивления или гнева. Мальчик тоже замолчал и выгнулся дугой в руке обидчика, стараясь смотреть на Генри... а может, на Айлин, которая тоже вышла из-за угла.

Всего секунду все четверо изучали друг друга -пока яростный порыв ветра не заставил лампу описать дугу в воздухе, смешав свет и тусклый свет. Мужчина исчез в полосе тени совсем ненадолго; потом лампа вернулась в обычное положение, но его на прежнем месте уже не было. Не было, хотя было некуда податься из прохода. Вместе с ним исчез и мальчик, без единого крика.

- Вот чёрт... - процедил Генри.

- Куда они делись? - Айлин в панике перевела взгляд на него. - Где они?!

Не здесь, обречённо подумал Генри. Где бы они ни были, уже не здесь.

Айлин вырвалась вперёд, побежала, спотыкаясь и чуть не падая. Достигнув места, где стоял мужчина, она лихорадочно огляделась. Дальше серо-жёлтая власть фонаря подходила к концу, и в чёрной мгле нельзя было ничего увидеть.

- Айлин... - начал Генри, сам не зная, что хочет сказать.

- Он взял его, - перeбила Айлин срывающимся голосом. - Он схватил мальчика, Генри, как ты не понимаешь?.. Мы не смогли его защитить!

Она была не в себе; горечь поражения и страх за участь ребёнка овладели ею. Сам Генри, как бы он ни старался проникнуться чувством вины, ничего особенного не испытывал. Мужчина пропал, забирая маленькую тёзку с собой - и он даже вздохнул про себя с облегчением. Что-то подсказывало, что с мальчиком ничего ужасного не произойдёт. Хотя бы потому, что...

... потому что он не настолько безумен, чтобы причинять вред самому себе.

Стоя на крыше фальшивого отеля и пережидая, пока Айлин покинут обуревающие её чувства, Генри ощутил, что предел близок. И если в скором времени не будут перемены, то он вполне может сдаться, пасть под усталостью, которая постепенно отравляла каждую клетку тела.

Поскорей бы всё кончилось. Будь что будет... но пусть скорее настанет конец.

Конец был даже ближе, чем он предполагал.


7


Он открыл дверь, бессчётную из бессчётного множества, и крики нахлынули волной. Теперь Генри различил в жутком хоре не менее десятка голосов. Они плакали, и кричали навзрыд, выли и стонали. Лестница, конечно же, вела вниз - но не уходила в чёрную бездну, а преодолевала от силы два десятка футов, прежде чем перетечь в грязную комнатку с обагрённым кровью полом. Казалось бы, после увиденного никакие кровавые декорации уже не могли вызвать в Генри содрогание, однако это он и ощутил, завидев вырванные с корнем клочки волос (были и чёрные, и белые, и золотистые), куски ногтей и кожи, прилипшие к бетону.

Они были здесь. Совсем недавно. Те, кто кричали и тщетно молили о помощи.

Айлин в молчаливом ужасе разглядывала убранство камеры пыток. Ладонь по-прежнему была слишком горячей, и даже прохлада стальной трубы не могла остудить жар. Генри заметил, как алые полосы поднялись вверх по запястью и приняли ядовитый малиновый оттенок.

- Нам нужно идти быстро, Айлин. Очень быстро. Мы...

Его перeбил басистый мужской крик, раздавшийся, казалось, прямо под носом. В отличие от других, в крике было больше ярости и гнева, чем отчаяния. Что-то в нём показалось Генри знакомым. Должно быть, в своё время этот резкий голос наводил трепет на пьянчужек и шалунов, которые имели несчастье шататься по дому, в котором жил Ричард Брейнтри.

- Я понимаю, - кивнула Айлин. - Это они, да? Они все?

- Да, - сказал Генри. Все жертвы, которые пали под рукой Уолтера Салливана. Должно быть, желанный финиш действительно близок, раз они добрались до обиталища жертв. В место, где пересекались все части искажённого мира.

Дверь комнаты была словно выкрашена красной краской. Только это, конечно же, не была краска. Толстое дерево как будто вибрировало под напором криков с той стороны. Они шли к двери несколько минут, тщательно меряя шаги, чтобы не наступить на волосы или ногти. Пол казался омерзительно мягким и упругим, как нечто живое. Свет ламп перетекал из жёлтого в зелёный больничный, потом в ярко-белый. В нос били смешанные запахи золы, хвои, пыли... всего не разобрать.

Разболелась голова, как бывало всегда, когда Генри подходил к призракам близко. Слава Богу, боль была не такой сильной, чтобы мешать двигаться. Он в последний раз оглянулся на Айлин и увидел в её глазах решимость, а не страх. Подняв трубу перед собой, Генри открыл дверь.

Открыл и увидел лестничный пролёт, ведущий далеко вниз, огибающий кирпичные стены, крошащиеся под действием времени.

МОЙ! - закричала Синтия сверху с нотками хищника, увидевшего добычу.

Нет, наш! - детские голоски, злобные и невинные. Мальчик и девочка.

Он будет мой! - властный приказ Брейнтри, который никогда не смеялся.

- Айлин, бежим!

Они бросились вниз по сворачивающимся в змею ступенькам, не оглядываясь назад. Сверху подуло тёплым воздухом, развевая их волосы. Генри улучил момент, чтобы одним глазом посмотреть, сколько осталось до пола. Увиденное заставило упасть сердце. Десять кругов. Или девять - символично, не так ли? В любом случае... слишком далеко.

Айлин дышала тяжело и часто, ступая на больную ногу. Генри всё чаще приходилось останавливаться, ожидая её. Когда на втором или третьем круге чёрные тени закружились над ними, он с горечью понял, что им не суждено выиграть этот спринт.

Чья-то мокрая рука схватилась за плечо, заставив глаза подёрнуться красной дымкой. Генри яростно стряхнул её (как ни странно, удалось) и рывком поднял Айлин на руки. Кажется, она даже не почувствовала этого - девушка была почти без сознания. Да и в Таунсенде сил оставалось немного. Не чувствуя себя, он пробежал ещё половину пролета, потом ноги сами собой начали сгибаться в коленях. Генри свалился с ног, стараясь не выпустить Айлин из рук, чтобы она не ушиблась. Сверху ответствовал восторженный рёв мёртвых.

Замахнувшись трясущейся правой рукой, Генри поднял голову, чтобы увидеть людей, навечно заточённых в этих кирпичных стенах.

Их было много. На секунду все остановили свой полёт, словно почувствовав на себе его взгляд; Генри смог рассмотреть каждого из них, различить смертную тоску и укор в неживых глазах. Одежда лохмотьями свисала с мертвецов, волосы спутались и закрывали сморщившиеся синие лица. Вырезанные цифры горели кровью на лбах, или поперёк лица, на груди или спине. У некоторых кровавая метка находилась в области сердца; должно быть, Салливан вырезал у них сердце, когда убивал.

Синтия... Джаспер, полыхающий огнём... Эндрю... Ричард, видный и представительный даже сейчас. Мгновение прошло, и призраки ринулись к нему.

МОЙ!

Спустя минуту они с Айлин станут такими же, как они...

- Нет! - закричал он не своим голосом. - Убирайтесь! Не трогайте нас!

Они не слушали. Кривя чёрные губы в ухмылке, с торжественным воем призраки приближались, чтобы восстановить справедливость по их меркам. Генри крепко зажмурил глаза, чтобы не видеть того, что произойдёт. Я не смог. Я так и не смог её спасти...

- Генри, сюда...

Голос Айлин пришёл из другой галактики, отдаваясь эхом. Красная пелена покрыла всё - но он неимоверным усилием воли повернул голову. Айлин, оказывается, подползла вплотную к краю ступенек и заглядывала оттуда вниз, не обращая внимания на подлетающих призраков. Цифры на её спине пульсировали, как артерии... или так кажется только в этом кроваво-красном сиянии? Она обернулась, и Генри понял всё, что Айлин хотела сказать, прочитав по глазам.

Только не от них. Я не хочу стать такой, как они...

Размахнувшись трубой и двинув по голове первого шустряка (молодой человек в стрижке "ёжиком", скалящий безупречно белые зубы), Таунсенд на коленях подполз к ней. Ограждения не было... хотя бы в этом плане им повезло. Восемьдесят футов высоты стали единственным их спасением.

Генри хотелось что-то сказать напоследок, что-то необязательное и ободряющее, но призраки были слишком близко, чтобы тратить время на слова. Красный флаг реял в мозгу. Призраки клацали зубами, предвкушая пиршество. Времени не оставалось... они не могли даже попрощаться перед тем, как упасть.

Это нечестно, подумал Генри, с содроганием перенося тяжесть тела. Нечестно, и всё тут.

Бесполезная труба вывалилась из руки и полетела вниз. Мгновением позже за ней последовали Генри и Айлин - крепко взявшись за руки, закрыв глаза, сцепив зубы, чтобы не закричать. Мир превратился в юлу, в ушах засвистел ветер, потом всё разлетелось на куски, вспрыснув в мозг инъекцию финифти.


8


Он лежал, ничего не понимая, широко раскрыв глаза и чувствуя жгучую боль в раскрошившихся костях. Это смерть? Она?.. Но почему так больно? Почему свет раздражает зрачки, а уши слышат возмущённые крики призраков, которые остались далеко наверху?

Рядом зашевелилась Айлин. Стало быть, она тоже была жива. Генри приподнялся на локтях и недоверчиво осмотрелся. Всё так - оба раскинулись на твёрдом бетонном полу, свалившись с высоты чуть меньше сотни футов. По всем мыслимым правилам должны быть мертвы - даже косточки не собрать.

Однако Генри чувствовал себя вполне цельным. Побитым и протоптанным взводом марширующих солдат - однако живым. Они были далеко от преследователей, и рядом - в пяти шагах - высилась до тошноты желанная дверь с рисунком "Нимба Солнца".

- Айлин? - Генри поморщился, подтягивая ноги, чтобы подняться. Как будто в кость втыкают гвозди по три дюйма...

Айлин молчала. Хотя глаза были открыты, и она внимательно изучала потолок, откуда к ним спешила толпа призраков.

Генри встревоженно наклонился над ней:

- Айлин? Как ты?

- Мне холодно, - жалобно заявила она, буравя его холодно-серыми зрачками. Лицо было пересечено красными полосами, как крапивные ожоги. - Хочу к маме.

Генри не мог сказать, что поразило его больше - капризный голосок мальчишки, или стальной оттенок только что зелёных глаз, или ужасный багрянец на лице. На мгновение он ощутил укол головной боли, как от призраков. Бежать, бежать прочь! Усилием воли Генри заставил себя зажмуриться: Это пройдёт. Это проходило. Всего минута... она придёт в себя.

Но призраки тоже не дремали. С разочарованными воплями они пикировали меж этажей, протягивая к ним скрюченные руки.

- Айлин, ты меня слышишь? Нам надо идти.

- Куда? - недоумённо спросила она, взгляд стал подозрительным. - Я хочу к маме.

- К маме, к маме, - Генри согласно закивал. - Идём к ней. Ты ведь хочешь её увидеть... правда, Уолтер?

Ненавистное имя вырвалось само собой, прежде чем он сумел совладать с языком. Зато, кажется, Генри попал в точку: Айлин (или тот, кем она была сейчас) обиженно нахмурилась, однако недоверчивость снизилась.

- Уолтер - моё взрослое имя, - поучительно сказала она. - Так меня будут звать, когда я вырасту. Уолли - это правильное имя.

- Хорошее имя, - отозвался Генри, не зная, как долго он сможет поддерживать эту вынужденную ложь. - Ну так ты идёшь?

И демонстративно пошёл к двери, ковыляя на кричащих ногах. Расчёт оказался верным: Айлин вскочила сразу же, как только Генри отошёл на пару шагов. И догнала его в два прыжка, словно и вовсе не чувствовала раненую ногу.

- Не уходи! Я пойду с тобой. К маме, да?

Он обернулся навстречу восторженным серым глазам, которые не принадлежали его спутнице. Где же ты, Айлин? Вернись... Красные рубцы ширились и перетекали друг в друга, создавая жуткие метаморфозы. Генри закусил губу:

- Правда. Только сначала ты должен открыть эту дверь... Уолли. Идёт?

- А почему не ты?

- Я не могу. Ты же сильнее меня, разве не так?

- Ну... - она с сомнением оглядела себя, и Генри бросило в жар и холод: а если мальчишка, поселившийся в Айлин, заметит гипс и платье, и поймёт, что его попросту водят за нос?.. Но когда она вновь вскинула голову, на лице читалась только чисто детская горделивость. - Да, я сильный. Давай, открою.

Генри отступил в сторону, пока она необычно короткими шажками подходила к двери. Но прежде чем Айлин толкнула дверь, что-то произошло.

Воздух между ними потемнел и съёжился, как вода, в которой разлили чернила. Во все стороны потянулись чёрные споры: так невидимый паук плёл бы сеть на огромной скорости. В мгновение ока в нечётком сгустке проявились гротескные черты человека: руки, ноги... голова... Прежде чем Генри успел как-то среагировать, одна из наспех нарисованных рук рванулась вверх со сжатым кулаком, отвесив ему приличный апперкот. Пройдись удар чуть дальше, он бы наверняка сломал челюсть. Но и так Генри отлетел назад на целый фут с застывшими в безмерном удивлении мыслями. Приложившись затылком к стене, он на некоторое время потерял способность соображать - мог лишь видеть, что произошло дальше, с фотографической ясностью, как в замедленном кинофильме.

Очертания человека стали яснее, и он больше не выглядел бесплотным туманом. Крупный мужчина в рубашке и галстуке, с вырезанными на лбу кровоточащими цифрами. Брейнтри и раньше не был хиляком, но тут его мощная мускулатура разошлась до предела, делая из Ричарда страшную пародию на самого себя. Он сделал один шаг к Генри со звериным оскалом на лице, и Таунсенд как-то сразу понял, что следующий удар (уже в полную силу) проломит ему череп.

Однако Ричард так и не добрался до него. Он уже заносил ногу для второго шага, поднимая руку с кулаком, больше напоминающим кувалду, когда Айлин возмущённо выкрикнула у него за спиной:

- Фу, это ты!

Брейнтри обернулся мгновенно, но Генри мог бы поклясться, что увидел напоследок на лице недружелюбного сожителя страх - даже панику. Оскал пропал, будто и не был.

"Нет! - пытался закричать Генри, но язык не повиновался. - Не надо, Айлин! Беги от него! За дверь!"

- Это больше не твой дом, - самодовольно сообщила Айлин, и не думая отступать. - Ты не будешь избивать меня и выгонять на улицу. Я иду к маме, и ты мне не помешаешь.

Она решительно шагнула к нему, и - невероятно, - призрак Брейнтри неуклюже сделал шаг назад.

- Исчезни, - небрежно бросила Айлин. - Я не хочу тебя видеть. Ты плохой.

Она подняла здоровую руку с оттопыренным указательным пальцем - известный всем мальчишкам "пистолет" - и выцелила Ричарда. Тот что-то рыкнул, впрочем, слишком как-то несмело.

- Пиф, - сказала Айлин, и палец-"пистолет" дрогнул в выстреле.

Брейнтри заревел; но крик быстро растворился в шипении, с которым его тело начало поглощаться воздухом. Конечности распылись, лицо подёрнулось серой дымкой. Дымка окутала тело, превратила его в лёгкий туман - а туман, в свою очередь, обратился горячим воздухом. Две секунды - и громада Ричарда Брейнтри исчезла, будто его не бывало вовсе.

Айлин победно посмотрела на Генри:

- Вот видишь, какой я сильный?.. Вставай, пошли.

С ощутимым усилием Генри поднял голову и застонал от режущей боли в затылке. Она презрительно усмехнулась:

- Ты что, такой слабый? Хорошо, я пойду сам.

- Подожди... - он опёрся ладонью о пол и прямо-таки заставил себя встать на ноги. Взглянув наверх, увидел странную вещь: все призраки затихли, раскачиваясь на месте, где-то на уровне третьего пролёта. Следили за ними обоими, но не смели приближаться. Не смели даже стонать.

Они боятся, догадался Генри. Они боятся ЕГО... Уолли.

- Считаю до трёх, - мрачно сказала Айлин. Генри немедля поспешил к ней. - Раз... два... три!

Она толкнула дверь, и та открылась, как всегда; за образовавшимся проёмом Генри увидел не сизый туман и холод, как раньше, а полную темноту. Привычного дыхания зимы не ощущалось. Тьма, казалось, проникла в само помещение, разбавив здешний воздух.

- Где мама? - спросила Айлин, не оборачиваясь. Вроде бы спокойно, но Генри почувствовал скорый разряд грома. - Ты сказал, здесь будет ма...

Она схватилась за лицо и осеклась. Генри показалось, что Айлин вот-вот упадёт без чувств; он бросился к ней, схватил за плечи, коснувшись багровых полос. Полосы не были жаркими и холодными, но отвратительно шевелились под пальцами, как личинки насекомых. Всё пришло в движение... пурпурные пятна неистово заплясали на щеках, руках и ногах.

Генри наблюдал в немом ужасе. Но рук не отпустил.

Потом пятна замерли, вновь выстроившись в тонкие и толстые рубцы на коже. Айлин, до этого смотревшая остановившимся взором поверх его плеча, устало закрыла глаза... а когда открыла их снова, радужка вернулась к обычному светло-зеленому оттенку. Генри её глаза показались чудесными.

- Что... - она в замешательстве смотрела на Генри, который вдруг почувствовал, что губы расплываются в глупейшей улыбке. - Я... разве мы не умерли?

- Нет, - заверил Генри, улыбаясь во весь рот. Господи, давно он не чувствовал себя так хорошо. Несмотря на то, что еле держался на ногах, и призраки над головой снова недобро закопошились. - Мы живы, Айлин. Давай уйдём отсюда. Надоел мне что-то этот отель, знаешь ли.

- Этого не может быть... - она мотнула головой и нахмурилась. - Мы упали. Я же помню, как мы спрыгнули, чтобы убежать...

Генри вспомнил про Брейнтри, материализовавшегося из воздуха, и торопливо повёл Айлин за собой, держа за руку. Не стоило терять время зря, особенно когда они были так близко от цели. А в том, что цель близка, Генри не сомневался. Теперь - нет. Один взгляд на непроглядную ночь за дверью делал его в этом уверенным.


9


На этот раз не было видений, прячущихся за туманом. Они спускались в полном одиночестве через плотную тьму, которую кое-где старались пробить жёлтые фонари на шестах. Вокруг стояла тишина - стоны и крики умолкли, словно кто-то повернул рукоятку громкости. С каждым новым шагом туман становился реже, и вот уже Генри мог видеть колеблющиеся огоньки фонарей на нижних витках спирали. Один, два, пять... точно рой светлячков на осеннем айовском небе, когда ты, усталый и счастливый, лежишь на свежескошенной траве в конце дня.

Временами на Генри накатывало ощущение, что они с Айлин не идут по лестнице, а пробираются по тёмному коридору с низкими кирпичными сводами. Всё глубже и глубже - в центр земли, ближе к адской жаровне. Но воздух как был сухим и прохладным, таким и оставался. Ни жара, ни холода. В этих местах всё застыло раз и навсегда.

Айлин спала на ходу; несколько раз подряд она натыкалась на него меж лопаток. Когда Генри оборачивался, она смотрела мимо потухшим сонным взором. Ступеньки здесь были пологими и нескользкими, так что Генри вполне мог бы отпустить её, но после третьего такого случая счёл за благо взять девушку за руку. Ограждение было низкое: прогулка в таком состоянии была чревата.

После двадцатиминутного марша Генри привык к безмолвному окружению, разбавленному тьмой; он видел только следующий виток лестницы, уходящий в ничто, пятна фонарей под ним, и - иногда, - изломанные тени, которые ложились на ступеньки, когда они подходили к источникам света вплотную. Длина теней стремительно увеличивалась, соскальзывая в серый мрак по мере того, как фонарь оставался сзади.

Но вот привычный порядок нарушился. Вместо следующего светлячка внизу Генри увидел что-то серое и бесформенное. Как клочок бумаги, зависший в пустоте. Он прищурился, пытаясь различить это, но тут могли помочь только ноги; ничего не говоря, он ускорил шаг, и Айлин машинально тоже поддала ходу. Ещё один виток, и сомнений не осталось. Это была земля. Не квадратная бетонная площадка, а самая настоящая твердая земля, заключённая в узкое вместилище конструкции.

- Чтоб мне треснуть, - прошептал Генри, лихорадочно соображая, что в такие мгновения надлежит чувствовать.

- А? - вяло спросила Айлин, услышав его голос. Вместо ответа Генри поднял её руку, держа за запястье, и указал вниз, где одинокий фонарь горел над землёй, освещая кусок пространства. В первую секунду она оставалась безучастной, потом взволнованно подалась вперёд: Генри с удовольствием заметил, как её глаза азартно блеснули.

- Это она? Да? Лестница кончилась?

Как бы ему хотелось ответить "да"! Но он не мог, потому что ещё не был уверен в том, что это не жестокая шутка властелина этого мира.

- Пойдём, - отрывисто бросил он и устремился вперёд. Айлин, не отставая ни на шаг, последовала за ним. Всего два витка, и они достигнут цели. Генри не знал, что может их там ждать, и не собирался гадать - к чему, если скоро они всё равно узнают? Пока его беспокоило только, как бы кое-кто не устроил им неприятный сюрприз до того, как они достигнут нижней точки конструкции.

Но ничего не изменилось за два последних круга. Стальная конструкция не шелохнулась, темнота была тёплой и тихой, ни один душераздирающий голос не донёсся из-за черно-бархатной завесы. Маячок фонаря рос, открывая новые подробности: толстые балки ножек конструкции, сваренные между собой бесформенными пучками железа; тонкие стальные штыри, окружающие участок земли внизу, не давая никому возможности вырваться за свои пределы; и даже ростки жухлой полегшей травы. Последняя ступенька вгрызалась в серую бесплодную почву, которая поднималась облачком на каждом шагу. С замиранием сердца Генри сделал финальный шаг, завершая затянувшийся спуск. И огляделся.

Штыри окружали конструкцию частым забором, делая место похожим на тюрьму. За штырями начиналась пустошь, которая быстро переходила в полную темноту. В отдалении можно было различить ржавые обода колёс и какие-то круглые предметы, сваленные в кучу (оторванные головы манекенов? Увольте - уж лучше просто "какие-то предметы"). Внутри круга на жёлтой траве лежали сорванные с петель двери, выкрашенные в одинаковый белый цвет. Таблички на них были Генри знакомы. Вот 105, квартира Фрэнка Сандерленда - снизу номера прибита дощечка с надписью "УПРАВЛЯЮЩИЙ". Покосившийся набок номер 207 - дверь обители грозного Ричарда Брейнтри. И даже дверь 303, заботливо прислонённая к штырям.

Взгляд Генри обежал двери с растущим недоумением. Что они тут делают? Кто их коллекционирует - неужто тот безумец Уолтер Салливан занимается расхищением квартирных дверей своих жертв?

И вообще - что это за место, желанное "дно"?

Все вопросы стали неважными, когда взор зацепился за одну-единственную дверь во всём калейдоскопе, которая не была снята с петель. Дверь стояла в обычном вертикальном положении в своём проёме, гордо возвышаясь среди поверженных собратьев. Стена вокруг двери обрывалась, не протягиваясь даже на десять футов, поэтому с первого взгляда могло показаться, что дверь просто стоит сама по себе, без никакой опоры. Но это было не так. Дверь была, и её можно было открыть, как всякую другую.

На поверхности двери, над тёмно-зелёным стеклом глазка красовалось число 302.


Coming Soon! Заключительная глава второй части - "Дверь открывается" и обнародование концовки произведения.

[DeckStar]

Coming Soon! Заключительная глава второй части - "Дверь открывается" и обнародование концовки произведения.

Ждём с нетерпением. И надеемся на "Escape".

[Mystic]

Ура!!

надеемся на "Escape".

а у меня двойственное желание.....хочется какой-нибудь подлянки

[DeckStar]

а у меня двойственное желание.....хочется какой-нибудь подлянки

Лучше обойтись без этого.

[Mystic]

Лучше обойтись без этого.

о вкусах не спорят
и потом, всё зависит от автора)

[Георгий Старков]

Вот, собственно, заключительная глава второй части. Осталась только третья часть, самая короткая, в которой будет описаны последние приключения, финальная битва и, конечно же, концовка. Хочу вам напомнить, что вы можете поучаствовать в выборе концовки для новелизации, заглянув в соответствующую тему в этом же разделе форума. Третья часть целиком появится для чтения после Нового года в десятых числах января, и на этом написание первого варианта будет завершено - начнётся редактирование.

Soon... It has begun... Any time now... It has... begun... Very soon now... It has commenced!.. Soon it will begin... Soon, soon!

DOC-версия: http://g-starkov.narod.ru/stories/sh4_novel_2_6.zip


Глава 6
Дверь открывается


Дверь открывается, и вот что изумлённый Генри Таунсенд видит за порогом:

Он видит прихожую, объятую сумраком, и чьи-то ботинки, оставленные у входа. Он видит плотно закрытую дверь кладовки и чёрные окна на противоположной стене. Вентилятор застыл во вращении, лопасти подняты вверх. Огромный раритетный магнитофон стоит на тумбочке; он тоже видится иссохшим каменным монолитом. Квартира освещена неверным отблеском десятков свеч, которые истекают воском.

- Что это такое? - прошептал Генри, уже зная ответ. Конечно, в зловещей смеси жёлтого и чёрного всё меняется, делая вещи не похожими на себя, и обстановка здесь совершенно другая, нежели было при нём. Но это она - квартира 302, в которой он жил последние два года. Здесь, в самой глубинной точке этого мира.

Как во сне, он прошёл внутрь, и пламя свечи сделало его очередной игрой света и тени, принадлежащим сумраку квартиры. Айлин тревожно озиралась. Красные полосы на её лице казались то белыми, то чёрными.

Больше всего свеч было расположено на лакированном столике в гостиной - туда, куда Генри любил класть ноги во время просмотра телепередач. Восковые цилиндры громоздились целым взводом. Яркий свет падал на исписанные вдоль и поперёк красноватые листы, разбросанные по столу. На столе ещё лежали старинные книги в тиснёном золотом переплёте. Особенно резала глаз большая книга в ярко-красной обложке без надписи.

Генри прикоснулся к стене. Обои те же самые - но куда делась мягкость материала?.. Будто на стену плеснули жидким оловом и дали остыть; он подумал, что если дотронуться до лопастей вентилятора, или до магнитофона, везде будет железная непроницаемость без брешей. И даже огонь от свеч... потухнет ли он, если зажать фитиль между пальцами? Или продолжит гореть, как ни в чём не бывало?

Тёмная комната. Это она?

- Вы проделали долгий путь, чтобы добраться сюда.

Айлин вскрикнула, когда тишину квартиры развеял монотонный механический голос, раздавшийся сверху. Они вскинули головы в унисон и... ничего не увидели. По крайней мере, сразу - потом, когда первое обманчивое впечатление улетучилось, Генри различил что-то под потолком там, где проходила воображаемая граница между кухней и гостиной. Что-то без формы и объёма, представляющее собой сгусток тьмы, хмуро поглощающий жёлтое масляное сияние.

- Добро пожаловать в мою квартиру. Присядьте, если хотите. Я вам собираюсь кое-что рассказать о человеке, из-за которого вы здесь оказались.

Словно бы два голоса смешались в этой тяжёлой речи: одна, мёртвая, говорила громко и без всяких интонаций, эхом отскакивая от стен. Был и второй голос, человеческий, но он звучал слишком далеко.

Предложение присесть было очень любезно, но Генри пропустил его мимо ушей. Если бы и захотел присесть, вряд ли смог бы на окаменевших ногах добраться до дивана. Айлин, кажется, тоже решила остаться на ногах. Единственное, что она сделала - крепко-накрепко вцепилась в Генри, словно опасаясь, что её унесёт шквальным ветром. Нечто под потолком пришло в движение. Теперь можно было в нём худо-бедно различить что-то, напоминающее человеческую голову, растущую прямо из потолка.

- Это он, - выдохнула Айлин; ногти болезненно вонзились в ладонь Генри. - Боже, это он!

Генри спросил было шёпотом, кого она имеет в виду, но прежде чем он сделал это, всё встало на место. Это было очевидно - хозяином Тёмной комнаты являлся не кто иной, как пропавший журналист Джозеф Шрайбер собственной персоной. Силуэт головы с легко угадывающейся лысиной на макушке согласно кивнул - медленно и лениво:

- Рад, что моя посильная помощь помогла вам обоим удержаться и не погибнуть по пути сюда. Я знаю, вам пришлось трудно... но поверьте - то, что вы здесь, не означает, что все беды позади.

Голос становился глуше, как затухающий огонь. С каждым словом, которое исторгалось из чёрной, как смоль, головы, по комнате проносилась волна, щекочущая щёки и заставляющая нагибаться пламя свеч. Генри и Айлин поняли без слов, что Джозефу - если голова на потолке принадлежала ему, - становится всё труднее говорить с каждой секундой.

- Пока могу, я расскажу вам основное, что мне известно о человеке, которого вы знаете как Уолтер Салливан. Остальное вы найдёте в моих записках. Их я делал во время своего расследования.

Свечи на столе вспыхнули ярче, указывая им красные листы, вырванные из блокнота. Чернила на них словно шевельнулись крохотными змейками. Айлин непроизвольно зажмурилась.

- У Уолтера Салливана не было родителей, - голос оставался совершенно бесстрастным. - Они бросили его сразу, как только он родился; оставили здесь, в квартире 302. Имя ему было выбрано из справочника имён для найдёнышей. Ребёнок попал в приют города Сайлент Хилл, известный как "Дом Желаний". К несчастью, приютом в то время управлял религиозный культ, издавна обосновавшийся в городе.

Генри внимательно слушал, подхватывая каждое слово.

- Мне неизвестно, что заставило Салливана думать, что его родителями были не люди, - продолжал Джозеф. - Но с детских лет он был одержим мыслью, что его родной матерью является сама квартира 302. Возможно, сказалось извращённое учение культа, или что-то ещё. Он часто навещал квартиру, специально приезжая из другого города. С возрастом он проникся ещё одной идеей... спасти квартиру, свою мать, от грехов и грязи окружающего мира. И выбрал способом достичь цели ритуал Двадцати Одного Таинства, выученный в приюте культа.

Знакомое словечко. Генри украдкой взглянул на Айлин. Она безотрывно смотрела на Джозефа, как загипнотизированная.

- Для этого Салливану требовалось сначала собрать кровь десяти грешников, чтобы выполнить ритуал Святого Успения. Но даже это не поколебало его желания разбудить свою мать, которая, как он считал, погрузилась после его рождения в глубокий сон. Десять лет назад... - голос пресёкся, словно переводя дух. - ... он выполнил ритуал Святого Успения, создав свой собственный... извращённый маленький мир, в котором он стал полным властелином. Мир, в котором мы находимся сейчас...

Стены квартиры подвинулись ближе, согласно покачиваясь. Пламя свеч налилось кровью, и квартира стала теснее - это была не иллюзия, потому что Айлин ощутила это тоже и беспокойно завертела головой. Выдержав небольшую, но тягостную паузу, Джозеф продолжил:

- Кем бы он ни был в прошлом... сейчас Уолтер Салливан не более чем машина убийства, не имеющая ничего общего с человеком. Он умер десять лет назад, однако в своём мире всё ещё пытается выполнить ритуал Двадцати Одного Таинства. Его отчаянное желание вернуться в детство... и стало причиной того, что в этом мире он существует в двух ипостасях. Детская сущность Салливана требует пробуждения матери, и ради него он готов пойти на всё. Ритуал близок к завершению...

Теперь двоящийся голос был не один в квартире - где-то далеко, за милями темноты, его перебивал резкий стучащий звук, набирающий силу. Словно кто-то изо всех сил колотил по клавишам пишущей машинки. Или громил стену кувалдой.

- Двадцать Одно Таинство, - Генри почудилось, что Джозеф заговорил быстрее. - Осталось немного... Только вы двое. Номер двадцать... "Возрождённая Мать"... Айлин Гелвин.

Голова повернулась на доли градуса, безучастно изучая Айлин невидимыми глазами. Девушка перепугалась; ею овладело жгучее желание уйти от мёртвого взора, скрывшись за спиной Генри, но она не могла даже шевелить пальцами. Через пять длинных секунд голова вернулась в прежнее положение, снова перекрестив взгляд с Генри.

- Номер двадцать один... "Преемник Мудрости"... Генри Таунсенд.

Генри и ждал этого, но губы всё равно дёрнулись в нервном тике.

- Даже сейчас ещё не поздно всё предотвратить. Воспользуйтесь его медлительностью. Следуйте Багровому Тому. Изучите Багровый Том...

Переплёт красной книги засветился призрачным огнём, словно зазывая: "Я здесь!". Постукивания стали громче, теперь между ударами можно было различить тяжёлое сиплое дыхание. Сомнений не осталось: кто-то долбил тяжёлым предметом по стене, невзирая на катящийся градом пот. Бум! Бум!.. С каждым ударом голова из потолка подрагивала, как от землетрясения. Но продолжала говорить отрывистыми фразами, которые бы звучали как лихорадочно-поспешные, если бы не стылый механический тон:

- Следуйте Багровому Тому. Остановите его... Иначе, куда бы вы ни убежали... он найдёт вас и исполнит задуманное... Найдите его. Найдите его истинное тело. Я чувствую, оно лежит где-то близко... но я не могу отсюда выбраться. Он уже идёт за мной... Он знает, что вы здесь... Единственная надежда... Вы должны убить его. Убить его. Убить его...

Айлин шумно выдохнула, отступая назад. И тут же пожалела об этом, ибо голова довольно резво повернулась на звук и снова взяла её на прицел. В двоящемся голосе желающий мог бы услышать нотки теплоты:

- Скорее... Ты должен беречь её. Она - номер двадцать... "Возрождённая Мать". Он хочет заполучить её. Опереди его, убей его первым. Следуй Багровому Тому...

- Айлин? - окликнул Генри, но она лишь судорожно отмахнулась. Звуки удара достигли предела - будто над потолком работала бригада строителей. Удар - вздох - шум осыпающейся штукатурки. Удар - вздох... А между ними голос, который уже ничего не хочет рассказать и лишь повторяет из раза в раз:

- Убей его... Должен... убить его... Убей его. Убей...

Убей его! - закричали свечи, вытянув к потолку неестественно яркое пламя. Убей! - согласились стены с шатающимися картинами. Убей! - стулья залязгали ножками по полу, выражая одобрение. Генри затравленно огляделся. Всё изменилось. Застывшая квартира билась в судорогах, выражая одно-единственное смертное желание.

- Убей... Убей... - голова Джозефа расплывалась в воздухе, теряя очертания, становясь опять бесформенным клубком темноты. Голос становился тише под неистовую канонаду ударов.

- Прекрати! - закричала Айлин, без сил прислонившись к подоконнику. - Джозеф, если это ты... ради Бога, прекрати!

Но он продолжал говорить - уже затихающим шёпотом, уплывая в то ничто, откуда пришёл, - по-прежнему бесстрастно, пока квартира 302 медленно возвращалась к сумрачному спокойствию:

- Убей... Убей... Убей...


2


Следующий час Генри и Айлин посвятили изучению бумаг, которые в обилии водились на столе Джозефа. Потрясение от встречи с говорящей головой прошло не скоро, но всё-таки им удалось кое-как успокоиться и усесться на заботливо расставленные кресла. Обивка была мягкой, так и приглашающей погрузиться в сон. Но сна не было ни в одном глазу ни у Генри, ни у Айлин.

- Багровый Том, - сказал Генри, поборов желание по привычке положить ноги на столик. - Он сказал что-то о Багровом Томе. Наверное, стоит ознакомиться с этой книгой в первый черёд.

Красная книга лежала на прежнем месте, но без того призрачного свечения она выглядела рухлядью - дунь, и развалится. Айлин осторожно раскрыла её на первой странице. Издательства или автора не было - зато самым крупным шрифтом посреди чистого листа стояла надпись: "БАГРОВЫЙ ТОМ. Книга о деяниях Господа нашего на Земле". Посмотрев на год издания, Генри непроизвольно цокнул языком. Цифра была вполне красноречивой: 1877.

- Как этот бред может нам помочь? - сокрушённо спросил он. Книга была по меньшей мере на пять сотен страниц.

- Не знаю, - Айлин бесцельно перелистывала слипшиеся страницы. - Смотри, тут какая-то отметка.

На полях очередной страницы были нанесены жирным красным маркером три восклицательных знака. Должно быть, работа Джозефа. Нагнувшись над Айлин из-за плеча, Генри начал читать:

Та, кого величают "Святой Матерью", не имеет ни малейшего отношения к святости. "Пробуждение Святой Матери" на деле выливается в Пробуждение Дьявола. То, что они именуют "Двадцатью Одним Таинством", не есть Таинство в любом понимании. Вместо Двадцати Одного Таинства они совершают Двадцать Одну Ересь - во имя рождения искажённого и истекающего кровью мира, творения Дьявола заместо нашей светлой благословенной Господом действительности.
Чтобы остановить Пробуждение Дьявола и вогнать его обратно в Геенну, надобно захоронить клочок плоти Колдуна, совершающего противобожеское действо, в глотке его истинного тела. Проткни затем его тело восемью копьями Пустоты, Темноты, Мрака, Отчаяния, Искушения, Истока, Бдительности и Хаоса, дабы не дать завершиться обряду вызова Дьявола. Сделай это, и нечестивая плоть Колдуна станет тем, чем оно когда-то и было по воле нашего Господа.

- Что это означает? - недоумевала Айлин, читая поблекшие слова, и с надеждой смотрела на Таунсенда. Тот задумчиво почесал затылок. Вся эта религиозная абракадабра не внесла в его голове тоже ни толики ясности. Джозеф углядел в "Багровом Томе" нечто исключительно важное, раз выделил страницу аж тремя восклицаниями, но теперь его рядом не было (ну и слава Богу). Генри эти слова лишь вгоняли в ступор.

- Попробуем начать с чего-нибудь полегче, - он закрыл книгу. - Может, на этих записях есть какие-то соображения по этому поводу...

Айлин выцепила кончиками пальца блокнот в красноватой обложке, завалившийся за стопкой книг. Она ожидала увидеть внутри какие-нибудь записи - может, даже дневник Джозефа, но страницы были испрещены лишь неразборчивыми стенографическими каракулями, зачастую написанными поперёк линовки или вовсе по диагонали. Все страницы были замараны с двух сторон, некоторые листы - яростно вырваны. На их месте торчали зубчатые красные обрывки.

- Он был не в себе, - пробормотала она, машинально перелистывая блокнот. Генри не услышал её, читая какую-то бумагу; впрочем, она и не хотела, чтобы он слышал. Последняя страница, к удивлению Айлин, оказалась заполнена тщательно, едва ли не каллиграфическим письмом. Но скупые слова, в которые складывались буквы, заставили её лихорадочно закрыть листок ладонью.

Когда зазвонит колокол, Айлин = Возрождённая Мать (тело матери, кровь)

Что-то происходило. Прямо сейчас, пока они сидели в тёмной квартире на самом дне, опасливо косясь на тени от свеч. Снова отвратительное ощущение грядущей беды наполнило Айлин, вызывая горечь внутри, которая выступала каплями слезы на глазах. Лишь усилием воли она не разрешила себе заплакать. Плач ничем не мог ей помочь... а угроза с каждым вдохом становилась всё более явной, зависая над головой грозовым облаком.

- Что-нибудь интересное? - спросил Генри, разочарованно бросив свой лист на стол.

- Нет, ничего особенного, - сказала Айлин; надеялась, что голос звучит достаточно ровно. - А у тебя?

- Только неразборчивые каракули. Хотелось бы знать, что он хотел, чтобы мы нашли.

Айлин тоже взяла листок, который лежал ближе всех. На красноватой поверхности был выведен длинный список, который показался ей знакомым. Вглядевшись лучше, она поняла, что видела его раньше - но тогда список был куда как короче.

01121. Джим Стоун ("Десять сердец")
02121. Бобби Рендольф ("Десять сердец")
03121. Шон Мартин ("Десять сердец")
04121. Стив Гарланд ("Десять сердец")
05121. Рик Альберт ("Десять сердец")
06121. Джордж Ростен ("Десять сердец")
07121. Билли Локейн ("Десять сердец")
08121. Мириам Локейн ("Десять сердец")
09121. Уильям Грегори ("Десять сердец")
10121. Эрик Уолш ("Десять сердец")
11121. Уолтер Салливан ("Святое Успение")
12121. Питер Уоллс ("Пустота")
13121. Шерон Блейк ("Темнота")
14121. Тоби Арчибольд ("Мрак")

С каждой новой строкой рука, составлявшая список, дрожала всё больше. Айлин едва различила фамилию Арчибольда в вытянутых буквах, которые лезли друг на друга. Список продолжался, но почерк разительно менялся, превратившись в знакомую каллиграфическую роспись.

15121. Джозеф Шрайбер ("Отчаяние", "Хранитель Мудрости")

Красная бумага задрожала в руке. Айлин сжала её пальцами изо всех сил, чтобы не выпустить. И тихо позвала:

- Генри, смотри...

Таунсенд читал записку быстро, проходясь взглядом сверху вниз. На второй половине списка глаз споткнулся о знакомые имена.

16121. Синтия Веласкез ("Искушение")
17121. Джаспер Гейн ("Исток")
18121. Эндрю ДеСальво ("Бдительность")
19121. Ричард Брейнтри ("Хаос")

И последние два, заключённые в кривой прямоугольник:

20121. Айлин Гелвин ("Возрождённая Мать")
21121. Генри Таунсенд ("Преемник Мудрости")


3


Голова болела невыносимо, до звука пожарной сирены в ушах. Но Джозеф Шрайбер за последние пять-шесть дней успел к ней привыкнуть. Человек сживается со всем: если бы месяц назад так раскалывалась голова, он едва ли смог бы встать на ноги. Не говоря уже о том, чтобы корпеть над своими записями, упершись локтями о рабочий стол.

Список лежал перед ним - наконец-то полный, без пробелов и белых пятен. Джозеф даже испытывал некоторую гордость. Вот он, результат его нелёгких трудов, которые растянулись на полгода. Буквально минуту назад он вписал в список последнее имя - имя Тоби Арчибольда, члена городского совета Сайлент Хилла. Как сообщили по радио, Арчибольд разбился насмерть, свалившись с высокой скалы во время отпуска в Мексике. Несчастный случай, с кем не бывает - вот только почему на спине незадачливого отдыхающего нашли странные цифры, вырезанные прямо на коже?

Джозеф догадывался, почему. Он знал, что за местом Арчибольда в городском совете и репутацией благодетеля ветшающего города скрывается и нелицеприятная сторона. Мало кто в городе смел полагать, что благообразный чернокожий чиновник держит в своих руках узды, управляющие оборотом наркотиков в Сайлент Хилле. Ещё меньше людей было посвящено в то, что Арчибольд имеет полное право называть себя "отцом Арчибольдом" - что он, не кто другой, стоит у руля одной из сект, обосновавшихся в захолустном городе Сайлент Хилл.

Теперь он мёртв. Не спасло его пребывание в жарких мексиканских краях, за тысячи миль от родного городка. Джозефа пробирала жуть, когда он сознавал, насколько стала могущественной власть маньяка Салливана. И ведь Арчибольд далеко не последний в кровавой цепочке - Джозеф был уверен, что в ближайшие дни объявится ещё один труп, пятнадцатый по счёту, с вырезанными на теле цифрами. Уолтер Салливан будет убивать, пока полицейские оболтусы ищут несуществующего подражателя, а единственный человек, знающий всю правду, сидит запертый в своей квартире.

- А может, Мистер Пятнадцатый - это ты, - сообщил Джозеф в пустоту квартиры, устало откинувшись на спинку кресла. - Да-да, господин журналист, вам бы не помешало бы об этом подумать... хорошенько.

Сухо рассмеявшись, он снова склонился над столом, но на этот раз не в состоянии что-то записывать. В глазах двоилось. Чернила в ручке кончились, и тонкая вязь букв стала едва заметной. Джозеф обхватил пульсирующую голову руками и стал раскачиваться вперёд-назад. Со стороны могло показаться, что он пытается заснуть, но на самом деле как раз наоборот - Джозеф отчаянно думал. Не о своём положении (об этом он перестал заботиться неделю назад с последней безуспешной попыткой проломить дверь). Ему нужно было придумать способ как-то передать выясненные знания наружу, где нормальный мир продолжал жить по своим законам. Может, кто-то поймёт записи и попытается предотвратить череду бессмысленных убийств... здесь, в закрытой квартире, витал пагубный дух мира Уолтера Салливана, и знания были бесполезны.

- Ты должен что-то придумать, - Джозеф на мгновение поднял голову, вслушиваясь в собственный голос. - Не стоит отчаиваться.

Но что он может сделать? Айлин на отпуске в Калифорнии, и нет никакой надежды, что кто-то из соседей забеспокоится о нём. Фрэнк Сандерленд время от времени нажимает на кнопку звонка, но он слишком добродушен, чтобы сразу начать выламывать дверь. Наверное, считает, что Джозеф надолго уехал в длительную командировку. Телефон не работает - спасибо ещё, что радиоприёмник время от времени включается по собственному желанию и сообщает последние новости (например, про смерть Арчибольда). Дыра в ванной пропала две недели назад после похода в Дом Желаний и встречи с заикой, который представился "Д-джаспером Г-гейном". А вторую дыру, в кладовке, в приступе паники замуровал сам Джозеф... когда ему приснился жуткий сон, как из глубин дыры вылезают разложившиеся мертвецы.

По крайней мере, пока он квартире, он находится в безопасности. С квартирой тоже далеко не всё в порядке, но здесь ещё можно жить. Пусть Салливан считает её своей матерью, но это всего лишь квартира - кусок пространства, огороженный четырьмя бетонными панелями, и ничего больше.

Тяжко вздохнув, Джозеф взял со стола книгу в красном переплёте, которого он за последние два дня почти стёр в порошок, перелистывая страницы. Если что и могло ему помочь (не только ему, но и будущим жертвам Салливана), оно скрывалось на этих пожелтевших листах, которые осыпались на глазах. Кто бы подумал, что когда-нибудь он будет читать такую белиберду.

Чтобы остановить Пробуждение Дьявола и вогнать его обратно в Геенну, надобно захоронить клочок плоти Колдуна, совершающего противобожеское действо, в глотке его истинного тела.

Что это может означать?.. Джозеф догадывался, что речь идёт о способе остановить могущественный ритуал, затеянный Уолтером Салливаном - ритуал Двадцати Одного Таинства. Те, кто написал "Багровый том", ненавидели остальные секты от всего сердца, раз даже решились дать на её страницах средство изничтожить то, что воздвигали соперники по вере.

... надобно захоронить клочок плоти Колдуна...

Ну и какой в этом, скажите на милость, смысл? Допустим, тот самый Колдун - это Уолтер Салливан, вознамерившийся совершить ритуал. Клочок плоти от него оторвать не удастся - в своём мире он человек-тень, неуловимый и всемогущий. И где найти его истинное тело? Раскопать могилу на полицейском кладбище? Бред. Джозеф с раздражением бросил книгу обратно на стол и взял другую, в синей обложке. Раскрыл её нарочито грубо, почти вырывая страницы из переплёта. У него были причины ненавидеть книгу - ведь, как ни крути, именно с неё и начался этот кошмар. Со скупых слов, отпечатанных на страницах книги и ставших указующей звездой маньяка. Джозеф рьяно перелистывал страницы, пока не добрался до нужной.

Первое Знамение - и Бог сказал: "Собери вместе Белое Масло, Чёрную Чашу и кровь десяти грешников, чтобы быть готовым к Святому Успению".

"Кровь десяти грешников" - как всё обыденно и сухо, будучи набранным старомодным типографским шрифтом! Долго ли Уолтер Салливан раздумывал перед тем, как пойти убивать первую жертву и извлечь его сердце для своего чёртового ритуала?.. Джозеф скрипнул зубами. С каждым разом, когда он смотрел на этот текст, бессильная злоба пробирала его всё больше. С этим нужно было что-то делать.

Единственное, что смущало журналиста - упоминание о грешниках. Если всё понимать буквально, то первые десять жертв Салливана должны иметь чёрные пятна на душе. И старый часовщик Грегори, который мухи не обидел за свою жизнь, и брат с сестрёнкой, только начавшие ходить в школу. Грешники. Кое-что Джозеф выяснил сам - например, что скромный бармен Эрик Уолш, убитый в день своего рождения, был отъявленным лихачом и за пять лет до визита Уолтера Салливана насмерть сбил старуху, колеся по шоссе на окраине города. Дело, конечно, было сложное - обстоятельства сложились в пользу Уолша, в конце концов его защитникам удалось на гамаке стоя доказать, что он не превышал скорость. Джозеф в этом сильно сомневался, но суд решил иначе. Уолш отделался лишь денежной компенсацией родственникам погибшей.

Или взять Стива Гарланда, который отличился тем, что неоднократно до полусмерти избивал детей за самую малую провинность. Или Рика Альберта, прямо-таки идеального магазинщика и добрейшую душу, который в молодости привлекался к суду в деле об изнасиловании. Правда, потерпевшая тогда по непонятной причине отозвала заявление, но...

Да и последняя жертва, Тоби Арчибольд, не катил на роль ангела во плоти. Всё так. Но Джозефа сильно беспокоило наличие в списке маленьких детей. Легко было бы всё свалить на то, что Салливан вконец одурел от вида крови первых жертв и начал резать кого ни попадя. Но почему-то вопрос не желал покидать голову Джозефа. Дети. Очаровательная белокурая девочка и такой же белобрысый мальчонка со скобами на зубах. Что с ними было не так?

Второе Знамение - и Бог сказал: "Преподнеси Мне кровь грешников и Белое Масло, разлитое в Чёрный Кубок. Освободись от тяжких оков плоти и обрети Силу Небес. Из Темноты и Пустоты, куда ты попадёшь, следуй во Мраке и подари своё Отчаяние Хранителю Мудрости".

Так или иначе, когда Уолтера Салливана наконец выловили, было поздно. Он успел убить требуемые десять человек и извлечь их сердца. "Освобождение от тяжких оков плоти" он сделал в тюремной камере, воткнув ложку в собственную шею... и получил "Силу Небес".

Эта часть ритуала величалась "Святым Успением". Понимание её смысла пришло Джозефу не так давно, и с тех пор его уже ничто не могло удивить. Раньше он ещё пытался отчаянно выцепить зёрнышки рациональности во всём этом круговороте. Но в тот миг, когда на него снизошло озарение во время энного прочтения текста, он подумал: Может ли быть так... чисто теоретически... что весь этот ритуал - не просто бредни психически больных культовиков? Идея показалась ужасающей, и он тут же открестился от неё, обозвав себя последними словами. Но когда первый пыл осел, он снова начал раздумывать, что могла бы представлять из себя та "Сила Небес", которую получил Уолтер Салливан, совершив самоубийство.

Вечное загробное блаженство?

Бессмертие в ином мире?

Прощение грехов?

Или же всё затевалось лишь затем, чтобы безумец получил собственный мирок, пронизанный его больными фантазиями?.. Мир, в котором над лесами Сайлент Хилла вечно светит зловещая красная луна, из станции метро нет и не будет выхода, а на двери квартиры висят железные цепи? Мир, в основании которого разлита кровь десяти несчастных грешников?

- Ты сошёл с ума, - тогда сказал Джозеф. После стольких дней душного одиночества привычка разговаривать с самим собой прочно вошла в обиход. - Съехал с рельс, выкатил шарики, закрутил винты... вот как это называется.

Сейчас он этого не говорил. Лишь болезненно массировал виски, которые гудели как столбы в ветреный день, и стал читать дальше.

Третье Знамение - и Бог сказал: "Вернись к Истоку, преодолев Искушение сладким грехом. Под Недремностью ока демона ты будешь скитаться в одиночестве в безликом Хаосе. Только пройдя испытание с честью, ты сможешь идти дальше".

Здесь уже начиналась сумеречная территория. Если рассуждения Джозефа о последующих жертвах были верны, то Питер Уоллс был наречён в списке "Пустотой" (горькая ирония: учитывая, что юнец днём и ночью шмалял травку и шатался со стайкой себе подобных, прозвище было идеальным). Одинокая вдова Шерон Блейк, поставившая себе цель разоблачить культ, который свёл её сына в могилу, стала "Темнотой": её едва узнаваемый труп нашли в озере Толука по истечении трёх месяцев после исчезновения. Джозеф не видел причин, почему Салливан выбрал "Темнотой" именно её: разве что потому, что в знак неугасающей скорби по сыну последний год Шерон одевалась исключительно в тёмные тона.

"Мраком", упомянутым в ритуале, стал Тоби Арчибольд. Учитывая все его неприглядные тёмные стороны (помимо наркотиков, некоторые его приближённые смутно догадывались ещё об одном увлечении Арчибольда - маленькими девочками), Джозеф опять мог только поприветствовать такой выбор.

И что же дальше? Отчаяние? Хранитель Мудрости? Так или этак, на этом вторая часть ритуала должна была завершиться. О "Третьем Знамении" Джозеф пока не думал. Слишком много крови было и сейчас, чтобы заглядывать так далеко. Но он ещё мог отвести из-под занесённого лезвия пятнадцатую жертву, "Отчаяние". Или "Хранителя Мудрости".

Если бы только не сидел запертым в этой коробке.

Джозеф встал и прошествовал в кладовку - просто убедиться, что дыра не вскрылась сама собой и оттуда никто не лезет. Пока ничего не было заметно; массивный шкаф с инструментами по-прежнему загораживал тоннель. Голосов и холода не было. Удовлетворённо кивнув, Джозеф отправился обратно. По пути сполоснул пересохшее горло водой из крана. Вода была тёплой и ржавой, с солоноватым привкусом; с тех пор, как на дверях появились цепи, только такая и текла. Сначала Джозеф не желал её пить (благо голод и жажда притупились за последние дни), но потом махнул рукой. Если ему суждено умереть в квартире 302, то явно не из-за отравления ржавой водой.

Он снова уселся на кресло и вытащил из ящика стола новую ручку. Вырвал из красного блокнота ещё один листок и положил перед собой. Нужно просуммировать и всё то, что он выяснил за полгода, и внятным языком перенести на бумагу; главное, держать себя при этом в руках - а то Джозеф заметил, как изо дня в день рука и него трясётся всё больше, и некогда идеальный журналистский почерк становится похож на каракули второклассника.

- Начнём, - сказал Джозеф.

Он приложил кончик руки к бумаге. Начал старательно выводить первую букву, когда расслышал тихий, но ясный шорох. Не где-то в кладовке или спальне, а здесь, в гостиной.

Оцепенев, Джозеф медленно поднял голову.

Шорох правда был - и становился громче. Вперемешку с ним раздавались звуки, будто через горный гранит пробивает дорогу к солнцу орда исполинских цветов. По стене побежали трещины. Треснули обои в трёх местах, как папиросная бумага. Стена зашаталась, расплылась, расцветая багровыми узорами, из которых текла кровь.

Джозеф откинулся назад на кресле, ручка выпала из пальцев. Багрянцы на стене расширились - если задержать взгляд на них, они начнут метаться вверх и вниз, пульсируя, как желток на сковороде. Кровь побежала струйками вниз, коснулась пола. И наконец, из-за красного пузыря, раздувшегося на стене, показалась рука - с серыми кривыми ногтями и истлевшим воротом чёрной рясы. Рука схватилась за стену, оттолкнулась вперёд, вытаскивая на свет божий лысую голову с разинутым ртом. Голова мелко тряслась, как в припадке эпилепсии. Кожа сморщилась и отслоилась кое-где, но Джозеф всё равно узнал его. Он слишком много раз смотрел на черно-белые фотографии этот человека, чтобы не узнать сейчас. Когда-то вылезающее из стены существо носило имя Джим Стоун, он был предводителем так называемой "школы Валтиеля", ещё одного культа из городка Сайлент Хилл. Но гораздо он был известен в городе как "Красный Дьявол" - из-за красного капюшона, который казался неотделимым от его лысой головы. Именно Стоуну выпала честь стать первой жертвой Уолтера Салливана.

Мертвец вылезал из стены судорожными толчками, раскидывая по полу мутную жидкость вперемешку с белыми кольчатыми червями, а Джозеф Шрайбер всё не мог сдвинуться с места - он сидел на кресле у столика и остолбенело смотрел на невозможное зрелище, и в голове глухо стучала только одна мысль: что он, похоже, уже знает, кого Уолтер Салливан выбрал Отчаянием - или Хранителем Мудрости.


4


Генри ещё корпел над бумагами, выискивая крупицы полезных сведений, когда Айлин встала и направилась по коридору в сторону спальни, не говоря ни слова. Генри не стал удивляться, полагая, что ей нужно в туалет. Потом только вспомнил, что в этом мире, собственно, туалеты были лишним элементом интерьера.

Уолтер Салливан родился в квартире 302 - теперь я выяснил это достоверно. Фрэнк Сандерленд утверждает, что в этой квартире около тридцати лет назад жила молодая чета, которую все считали братом и сестрой - Питер и Вирджиния Уэльс. Неизвестно, зачем им понадобилось о себе лгать, но с появлением ребёнка эта легенда, понятное дело, грозила разлететься в пух и прах. В последние месяцы беременности Вирджиния, по словам Фрэнка, ни разу не показывалась на людях. Они убежали той же ночью, когда родился ребёнок - многие постояльцы слышали детский плач в ту ночь, и наконец разбудили Фрэнка. Он поднялся на третий этаж, открыл дверь квартиры своим ключом...

- Генри? Можешь подойти сюда?

Айлин растерянно стояла в конце коридора между двумя дверями, одна из которых вела в спальню, а другая в ванную с туалетом. Часть стены в конце коридора выглядела, словно по ней прошлась балка одной из тех машин для сноса домов. Бетон вмялся внутрь и почернел; на поверхности появились круговые трещины, в тусклом огне свеч напоминающие чёрную паутину. Но удар был не один - круглые следы отпечатались на стене тут и там, покрывая её сплошь.

- Что это такое? - спросила Айлин.

- Не имею понятия, - Генри осторожно потрогал разрушенную стену. Застыло и замёрзло, как всё в этой квартире. - Может, Джозеф пытался выйти из квартиры через стену?

- Ты думаешь, это сделал он?

Генри представил себе, как этот крепкий лысеющий мужчина исступлённо бьёт киркой о бетон, пытаясь обрести желанную свободу. И снова услышал стучащий звук, перебивающий рассказ Джозефа - бум!.. бум!..

И ведь почти удалось. Ещё два-три удара, и стена бы обвалилась. Что его остановило?

- Генри, по какую сторону ванная?

- А, что? - он оторвался от мыслей. - Да-да, вот... дверь справа.

- Там появилась первая дыра?

- Да, - сказал Генри и вдруг почувствовал холодящее шевеление в груди. - Ты думаешь... она всё ещё там?

Вместо ответа Айлин молча ткнула ладонью в дверь ванной. Яркая вспышка, алый свет расползается под её рукой, высвечивая "Нимб Солнца". Генри зажмурился, отгоняя наваждение. Когда открыл глаза снова, Айлин, очень бледная, смотрела вперёд. Дверь ванной была распахнута; Генри увидел такой знакомый маленький мирок, обложенный кафелем, матово поблескивающим в пламени единственной свечи на раковине. В сумбурном освещении белая эмаль выглядела серой; но что не могло отменить любые свечи или лампы - это бездонную чёрную пасть гостьи, которая давно поселилась на стене между раковиной и унитазом. Дыра была здесь, шире и совершеннее, чем когда бы то ни было. Голоса в ней умолкли, не смея тревожить тишину в квартире.

- Это она, - механически произнёс Генри. По ванной пронеслось мимолётное шевеление воздуха, словно внутри дыры кто-то глубоко вздохнул. Айлин опять держалась за его руку, будто перед ними появилось очередное чудовище:

- Куда она ведёт?

- Должно быть, в настоящий мир, - сказал Генри. - Хотя теперь я не уверен даже в этом.

- Ты хочешь сказать... если мы залезем туда, то проснёмся? Окажемся на своей кровати? - в вопросе прорезалась робкая надежда. Теперь она смотрела на дыру новыми глазами - не со страхом, но с благоговением. Может быть, в поисках этого они и прошли все этажи фантасмагорической высотки?.. Лазейки в плотной ткани кошмара, которая позволит им выбраться?

Генри молчал, сохраняя мрачную физиономию. Айлин так и захотелось ударить его наотмашь со всего маху по лицу: за эту его убийственную невозмутимость и спокойствие. Почему он не может всего лишь разомкнуть губы и сказать, что да, так всё и будет? Почему никогда не может чуточку соврать, даже если ложь способна породить надежду?.. Ну что ему стоит?

Таунсенд посмотрел на неё, оторвавшись от чёрного зрачка дыры, который завлекал, как магнит. И, - невозможное возможно, - на губах проявилось нечто наподобие озорной улыбки.

- Что же, попробуем зайти?

- Ну, - нервно сказала она, - хуже, я думаю, всё равно не будет, так что можно попытаться. - И выдала смешок, взглянув на руки, которые обрели ярко-алый полосатый оттенок. Да уж, хуже точно не будет.

Генри подошёл к дыре вплотную, заглянул внутрь, ощупал стены. Ничего. Ни детского плача, ни морозного ветра. Это ему не нравилось. Уж слишком был похож разинутый рот на капкан для глупых зайчиков.

- Айлин, - он обернулся, - давай договоримся. Если дыра и вправду выведет нас отсюда... скорее всего, я окажусь в своей квартире, а ты очнёшься в госпитале. Я видел, как тебя увозили на машине, так что это очень вероятно. Я хочу попросить: скажи им, что дверь моей квартиры нужно выломать. Расскажи обо всём, что видела. Если они не поверят, пусть наведаются с ломом или чем-то ещё. Там и проверим, бред ли это или реальность. - Он невесело улыбнулся. - Идёт?

- Идёт, - она кивнула. Чёткие, отрывистые слова вселяли надежду. Желание отвесить оплеух Генри пропало. Всё будет хорошо, приободрила Айлин себя. Но не удержалась и спросила:

- А если она приведёт нас куда-нибудь в другое место?

Улыбка Генри померкла.

- Тогда придётся разбираться на месте. Но очень хочется надеяться, что это будет не так.


5


Залезли они быстро и без особых церемоний; сначала в проём забрался Генри, как опытный путешественник по тёмным тоннелям. Затем он помогал Айлин, поддерживая за руку, пока она взбиралась в дыру следом. В узком пространстве не оказалась света - они загораживали его своими телами. Приходилось просто слепо ползти вперёд, задевая затылком верхний край тоннеля. Генри продвигался медленно, соответствуя скорости Айлин. Её раненая рука натыкалась то на одну стенку, то на другую, поэтому ей было неудобно; к тому же Айлин, не привыкшей к подобным марш-броскам и с детства ненавидящей темноту, казалось, что их закупорили в бочке из-под солёной рыбы. Воздуха в тоннеле было достаточно, но на шее словно лежали чьи-то пальцы, медленно сжимающиеся в удушающем захвате. Айлин дышала глубоко и ровно; пару раз даже откашлялась, чтобы убрать неприятное ощущение в груди, но лучше не стало. Единственная надежда заключалась в скором окончании этого издевательства - а для этого нужно было проталкивать себя вперёд, несмотря на страх, усталость и пот.

Господи, сделай так... чтобы я проснулась... и всё кончилось...

Она не знала, слышит ли Бог эти прерывистые молитвы, но повторяла про себя снова и снова с каждым толчком вперёд. Тоннель сужался - голова натыкалась на камень всё чаще. И никакого света впереди, никакого изменения. Как начало вечной прогулки во тьме.

Всё... кончилось... пожалуйста...

Отблеск свечи ещё виден или нет? Она не могла повернуть голову: слишком тесно. Но надеялась, что крохотный огонёк ещё колыхается там, далеко позади, потому что если погаснет и он, они оба окажутся в кольце полной темноты, которая поглотит их, как змея - мышонка...

И тут что-то произошло. Айлин услышала, как Генри приглушённо вскрикнул и тут же замолчал, словно ему сдавили трахею. Через долю секунды она и сама почувствовала это - ощущение, будто на них накатила волна чёрной вонючей жидкости, и накрыла с головой. Жидкости не имела цвета, плотности и веса, но она топила их в себе, превращая тоннель в канализационный сток, вдавливая их в темноту. Она была везде - они проникли слишком далеко в темноту и оказались в её безграничной власти. Так думала Айлин, захлёбываясь чёрной маслянистой субстанцией, чувствуя, как руки отказываются её держать, и она падает лицом вниз вслед за Генри. Но странно - стены тоннеля куда-то исчезли. Вместо того, чтобы приложиться лбом о камень, она улетела куда-то вниз, где ночь была ещё непригляднее, и в тёмном вакууме носились светящиеся зелёные цифры. Сначала маленькие, потом больше - наконец, совсем близко от ошеломлённой Айлин выскочила ядовитая зелень числа 20 и пленила её полностью, не дав даже закричать.


6


Темнота была зелёной. Генри сам не понимал, как такое возможно. Тем не менее, это нельзя было отрицать. Он раскачивался в море тёмной зелени, как повешенный преступник, и ждал пробуждения. Долго ждал - почти вечность, все мышцы успели превратиться в сухую пеньку, прежде чем над головой не рявкнул телефонный аппарат, вытягивая его из сновидения, как мяч на резинке.

Он открыл глаза. Увидел над собой остановившиеся лопасти вентилятора и судорожно развернулся. Но там была пустующая кровать, на которую легла недельная пыль. Небо за окном по-прежнему в тучах, и моросит мелкий дождь, оставляющий прозрачные капли на стекле окна.

Айлин не было. А телефон всё так же яростно трезвонил, требуя поднять трубку, как в то утро, когда в ванной появилась дыра. И перерезанный провод змейкой волочился по полу.

Дзиньк!.. Дзиньк!..

Ничего не понимая, Генри приподнялся на кровати и снял трубку. Пальцы повиновались с трудом, как деревянные.

- Алло? - он не узнал собственный голос.

- Куда ты надеешься убежать? - скорбно спросила трубка хорошо поставленным мужским голосом. - Я всё равно слежу за тобой. Я следил за тобой всегда, с самого первого дня.

- А?.. - Генри протёр лицо ладонью и поморщился от солёных покалываний на коже. - Кто это?

Вместо ответа собеседник разразился весёлым смехом. Наверное, такой искренний смех мог бы быть заразительным, но у Генри тут же отшибло всякие предпосылки к веселью.

- Я слежу за тобой, - благожелательно повторил Уолтер Салливан, вдоволь посмеявшись. Генри сжал трубку до хруста. Открыл рот, чтобы что-то сказать, но не нашёл слов и швырнул трубку вместе со всем аппаратом на пол, где они прокатились пару футов, позванивая рычагом.

Генри присел на кровати, испытывая острое дежа-вю. Разве не так всё началось - с серого пасмурного утра и телефонного звонка, перевернувшего и без того шатающийся мир? Теперь он снова сидел на постели, закрыв горящее лицо ладонью, как в то утро - но тогда рубашка его не висела бесцветными лохмотьями, шея не отдавалась болью при каждом движении, и в волосах не засохла кровь. Раны не пропали, хоть он и проснулся.

Он встал, превозмогая тошноту, небрежно пнул разбитый телефон и вышел из спальни. В коридоре было темно, лампа не работала; в воздухе ощущалась какая-то свинцовая тяжесть, мешающая дышать. С каждым вдохом в лёгкие словно просовывали колючую проволоку. Генри прошёл в гостиную. И, конечно, первым делом посмотрел на дверь.

Цепи не пропали. Всё такие же чёрные, холодные и всесильные, они опутывали дверь подобно змеям. Генри отвернулся от них и посмотрел на квартиру. Вроде бы всё осталось на своих местах... и вентилятор лежит на полу, и фотографии на стенах, и телевизор... но всё-таки здесь что-то поменялось. Какая-то неуловимая миллиметровая перестановка - человек, проживший здесь два года, мог это чувствовать, даже не зная, что именно.

Где сейчас Айлин, думал Генри, глядя в белое окно. Как хочется верить, что она очнулась в госпитале, и сейчас к ней уже сбежался персонал. Она очнулась, она вышла из комы! Но этот звонок... смеялся ли бы Уолтер так беззаботно, упусти он одну из последних жертв? И почему в его голосе слышно такое самодовольство?.. Не хотелось строить предположения. Единственное, что было в силах Генри сейчас - ждать. И надеяться на лучшее. Если всё прошло, как он думает, Айлин расскажет им, и скоро сюда съедется целая бригада спасателей - ломать дверь. Ломать. Дверь. Слова перекатывались на языке приятной сладостью. Они обрушат её, откупорив эту чёртову темницу - если понадобится, даже динамитом. Или большой киркой, под которой обращается в пыль всё...

Киркой.

Медленно, словно боясь кого-то вспугнуть, Генри развернулся в коридоре. Внимательно посмотрел на пустой участок стены, которым он кончался. Ни трещинки, ни изъяна не было на обоях в том месте, куда Джозеф так исступлённо колотил киркой. Генри поднял руку и стукнул кулаком о боковую стену. Тихий, глухой звук, словно ударили по мешку с песком. Он ударил ещё раз - на этот ту часть стены, что находилась перед ним. Звук удара отличался, он был более громким и уходил волнами на боковые стены, заставляя их неслышно загудеть. Это могло означать только одно. Стена здесь была тоньше.


7


На то, чтобы пробить в стене продолговатую брешь с неровными краями, ушло чуть меньше часа. Генри работал не покладая рук: с первых ударов стало ясно, что стена долго не продержится. Бетон с готовностью отслаивался под ударами лома, словно его держали несколько лет в воде. Возбуждение Генри достигло предела: он бил и бил ломом, не чувствуя, как болят усталые мышцы. Меньше всего ему хотелось бы увидеть в результате своих стараний очередную бездонную дыру, приглашающую в новый кошмар. Это было выше его сил.

Но вот в стене появилась первая большая трещина, обнажившая черноту за бетоном; и в этот миг из трещины в коридор хлынула вонь. Да такая, что Генри тут же выронил лом и с проклятьями отскочил назад. Хуже, чем испортившаяся рыба, хуже, чем тухлые яйца; вонь буквально вбивалась в мозг, парализуя разум и тело. Дальше работа пошла гораздо хуже - Генри приходилось то и дело отлучаться в гостиную "подышать воздухом". Хотя скоро невыносимый запах добрался и туда, заполонив всю квартиру. Генри не мог себе представить, какой концентрации достигает запах там, за стеной; он старался об этом не размышлять и продолжал работу, широкими ударами кроша стену.

Последним жестом обвалился большой кусок бетона, больше не в силах терпеть сотрясающую его агонию; Генри поспешно положил лом на пол и прикрыл руками нос. Теперь не осталось сомнений, что за коридором находилась потайная комната. Комната без света, источающая многомесячный трупный запах. Комната, замурованная задолго до того, как он поселился в квартире.

Тёмная комната, отстранённо подумал Генри, с опаской просовывая голову в проём. Но так он ничего не видел; серое смешалось с чёрным, образуя неразличимую жижу. Нужно было пролезть внутрь и проверить, что там такое находится. Одно Генри мог сказать твёрдо: в комнате был спрятан чей-то труп. В его такой знакомой и родной квартире 302.

Он пролез в комнату, задержав дыхание, с часто бьющимся сердцем - сначала голова, потом плечи, которые едва протиснулись в проход. Едкая пыль взвилась в воздух, как только он ступил на пол. Он по-прежнему ничего не видел, поэтому решил продвинуться дальше, чтобы не загораживать свет. Вроде бы по правую руку стоял большой деревянный шкаф с полками. Полки большей частью были пусты, но на нижних Генри увидел какие-то ящики и белые флаконы с моющим средством. Воздух в лёгких закончился, и пришлось коротко хлебнуть отравленный трупным ароматом воздух. Источник вони был совсем близко. От запаха Генри стало дурно; он схватился за шкаф, чтобы не упасть на зашатавшийся пол. Кончиком пальца задел один из флаконов, и тот с готовностью грохнулся на пол. Жёлтый колпачок слетел с горлышка и покатился в глубину комнаты с весёлым постукиванием. Генри следил за её путешествием замутнённым взором. Крышка плотно легла на пол, ударившись о большую стойку у дальней стены. Генри поднял взгляд.

Спазматический вздох. Смрадный запах наполнил каждую частичку тела.

- Господи, - только и успел сказать он, прежде чем желудок завертелся юлой в животе, взмывая наверх. Учитывая, что Таунсенд не брал в рот ни крошки в течение нескольких дней, случившееся после этого можно было назвать невероятным событием. Он поднёс трясущиеся руки к горлу, упал на колени и склонился в рвотных порывах.


8


Человек был, и он никуда не ушёл. Он был здесь всё время. Он по-прежнему смотрел на потолок заплесневелыми глазами, когда Генри осмелился второй раз поднять глаза. Тело было прикручено стальной проволокой к стойке, которая была смастерена вручную из старой металлической кровати. Человек висел над полом, прикованный к гротескному подобию креста. Тело разложилось и стало желевидным; одежда истлела, и теперь синий плащ мог таковым называться лишь номинально. Длинные волосы висели чёрной шерстью, кое-как крепясь к коже, покрывающей череп. Руки, которые в локтях пробивала проволока, тянулись вперёд и так застыли.

Несмотря на только что опорожнённый желудок, Генри затошнило снова. Но на этот раз он кое-как удержался и начал вставать с колен. Жёлтый колпачок лежал под оголёнными ступнями мертвеца в давно засохшей чёрной луже. На левой ноге виднелись расплывшиеся цифры: 11121.

Это... Уолтер Салливан? Это он?

На ум пришёл приглушённый голос Джозефа, который бесстрастно утверждал: Найдите его истинное тело... Я чувствую, оно лежит где-то близко...

Как Уолтер Салливан здесь оказался? Что это за комната? Что, чёрт возьми, тут происходит?.. Генри сглотнул слюну. Распятый человек, казалось, нахально усмехался, глядя мимо: Я-то всё знаю. Но вот не скажу. Сбоку у его ног стояли стеклянные банки, бурая жидкость в которых давно превратилась в порошок. Генри посмотрел направо, потом налево, готовясь к худшему. Но трупов больше не было. Слева стоял обычный кухонный стол, и на нём были разложены толстые книги, покрытые пылью. А слева, на низкой деревянной подставке, стоял большой чёрный кубок (Генри сразу вспомнил Джаспера, который кричал, держа такой же кубок в руке), а рядом лежал нож. Огромный, больше похожий на пилу-ножовку. Подставка была щедро окроплена давней кровью, и высохший красный ручей тянулся к распятому человеку.

Что, скажите на милость, он тут делал?

Генри почувствовал, как голова трескается по швам - от вони и непонимания. Вопросы множились, как снежный ком, заполняя тесную комнату, делая свет темнее. Генри сделал шаг назад, чтобы бежать со всех ног от гиблого места, когда заметил, что протянутая вперёд правая рука трупа что-то сжимает в кисти. "Что-то" было очень похоже на большую связку ржавых ключей. Словно последним желанием мертвеца стало, чтобы тот, кто войдёт сюда, забрал эти ключи.

Цепи. Цепи на двери. Там ровно такие же замки...

Внутренности снова смешались в кашу, но Генри совершил этот подвиг. Закрыл глаза, задержал дыхание, мысленно забил ватой ушные раковины - и пошёл вперёд, к приветливо протянутой кисти. Он пережил ужасное мгновение соприкосновения с засохшей кожей, когда казалось, что Уолтер Салливан жив - он лишь обманул его в который раз, чтобы убить, на этот раз уже раз и навсегда... Рука шевелилась? Нет. Да. Генри не стал искать точного ответа, просто лихорадочно выхватил связку и бросился назад, не видя света. Ключи радостно клацали, когда бились друг о друга; они не перестали звенеть, когда Генри протискивался через проём, раздирая последние остатки рубашки, они звенели, когда он бежал в гостиную к двери. Лишь когда он трясущимися пальцами вставил первый попавшийся ключ в чугунный замок, держащий цепь, бряцанье стихло... стихло внезапно, словно ключам отрезали голоса. Чувствуя, как в глазах двоится, а сердце выбивается из ритма, Генри повернул ключ. Сначала он упирался, и ему начало казаться, что из этой затеи ничего не выйдет... но потом, словно бы нехотя, замок щёлкнул, позволив ржавому ключу совершить оборот. Цепь испустила смертельный визг, когда удерживавший её подвес канул в Лету - и медленно сползла массивной тушей на пол, где осталась лежать.


9


Щелк. Клац. Щелк. Клац. Цепи срывались одна за другой, скатывались на пол звено за звеном, освобождая дверь от своего гнета. Генри и не знал, что их так много. Не меньше дюжины. На лбу выступил холодный пот, в глазах сверкали искры, и он внезапно подумал, что вполне может сейчас заработать инсульт. Скорее выбраться. Выйти из этого плена, выбежать на улицу - и стремглав в госпиталь, проведать Айлин. Со всем остальным можно разобраться потом. Потом...

Последняя цепь. Она нерешительно закачалась, балансируя на железной скобе, когда со щелчком раскрылся замок. Как будто не хотела открывать путь наружу. Генри схватил цепь рукой и с остервенением стянул вниз. Тяжело дыша, он отошёл на шаг и посмотрел на дверь. Без цепей, без замков; в своём чистом, первозданном виде, который уж забыт. Дверь была прекрасна без чёрных извилин, пересекающих её вдоль и поперёк.

Темница рухнула, пусть без звука горна или рога. Генри взялся за ручку и осторожно протолкнул дверь вперёд. Она открылась без всякого сопротивления или шума - ровно так, как открывалась все два года до безумного утра. А вот и обычный коридор - серая стена, на ней отпечатались следы детских ладош. Как много... Раньше ведь их было меньше, он точно помнил.

Генри Таунсенд переступил за порог квартиры 302.


КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ

[GRINDD]

Георгий, ну когда уже!!!! ????? Мне ж в школу...читать некогда!
ну лан, все равно время найду. И помни Георгий, на одного читателя у тебя стало больше. Мне уже Кинга неинтересно читать, все жду что-нибудь от Георгия Старкова

P.S. скачал книгу Стивена Кинга "Мобильник" в doc. Изменил имя автора на Георгий Старков...читать стало легче и интересней...чуть-чуть

P.S.S не сочти за лесть

[Георгий Старков]

Георгий, ну когда уже!!!! ????? Мне ж в школу...читать некогда!

А у меня сессия, тоже времени очень мало. Но работа продолжается и очень близка к завершению. Скорее всего, где-то через пять-шесть дней всё и будет...

[Mystic]

Мне уже Кинга неинтересно читать, все жду что-нибудь от Георгия Старкова

во как о_О

А у меня сессия, тоже времени очень мало. Но работа продолжается и очень близка к завершению. Скорее всего, где-то через пять-шесть дней всё и будет...

Георгий Старков, ждём) преданных читателей у тебя тут много))

[Angel Thanatos]

Ух ты , да тут обновление наконец-то! спасибо!

[Георгий Старков]

Вот, собственно, заключительная третья часть SH4 Novel:

http://g-starkov.narod.ru/stories/sh4_novel_3.zip

Выкладывать на форуме текст глав на этот раз не буду, потому как лень. :) Размер архива - 100 Кб, зипованный документ MS Word. Третья часть называется "Двадцать Одно Таинство" и содержит три главы общим объёмом около 25,000 слов.

С этого дня буду потихоньку заниматься финальным редактированием, чтобы в итоге выпустить полноценную правленую DOC и PDF-версии романа. Возможно, будут даже некоторые иллюстрации. Скажу сразу, что не буду особо спешить с этим делом (к тому же скорее всего после моего редактирования будет ещё редактирование третьей стороной), так что финальная версия книги появится где-то в конце февраля, это если вообще не в марте. Но появится, вот тогда я и объявлю проект закрытым.

Кстати, в финальном варианте название книги будет изменено на более удобоваримое "Квартира 302". Текст кардинально изменён не будет, но возможна переименовка глав и изменение некоторых корявых эпизодов.