dr. Doom » 10 авг 2008, 17:24 |
Основным произведением Фридриха Ницше считается "Also Sprach Zarathustra" - "Так говорил Заратустра книга для всех и ни для кого" - это своего рода библия ницшеанства. Исторический Заратустра и вполовину не столь замечателен, каким нарисовал его Ницше. Заратустра - основатель персидской религии огнепоклонников (боги - Ормундзу и Ариман, один - бог добра, другой - бог зла). Религия интересна тем, что в ней человеку позволяется сделать совершенно свободный выбор между добром и злом. Объект поклонения для зараастрийцев - огонь. Огонь главным элементом считал Гераклит, которого Ницше выделяет из всех греческих философов. Этика Гераклита весьма схожа с ницшеанской - героический аскетизм. Гераклит верил в войну: "война всеобща, и правда - борьба". - Идея "вечного потока". Гераклит: "Всё меняется и нет ничего неизменного" - отрицал идею вечного. Ницше отверг саму вечность - Бога. Образ Заратустры - образ пророка - основателя нового учения - синтез идеи пророка и провозвестника грядущего мира борьбы. Выбор такого персонажа можно приписать влиянию Гераклита (Гераклит был противником религии). Заратустра - ниспровергатель религии, освободитель. Но в основе освобождения - любовь к людям, а не пустой каприз.
Когда Заратустра возвращается к людям, он становится ребёнком; третья стадия превращения. "Три превращения духа называю я вам: как дух становится верблюдом, львом верблюд и, наконец, ребёнком лев". Дух грузит на себя знание, подобно тому, как на верблюда грузят тюки. "Всё самое трудное берёт на себя выносливый дух: подобно навьюченному верблюду, который спешит в пустыню, спешит он в свою пустыню". "Но в самой уединённой пустыне совершается второе превращение: здесь львом становится дух, свободу он хочет себе добыть и господином быть в своей собственной пустыне. Своего последнего господина ищет он здесь: врагом он хочет стать ему, и своему богу, ради победы он хочет бороться с великим драконом. Кто же этот великий дракон, которого дух не хочет более называть господином и богом? ‘Ты должен’ называется великий дракон. Но дух льва говорит ‘я хочу’. Чешуйчатый зверь ‘ты должен’, искрясь золотыми искрами, лежит ему на дороге, и на каждой чешуе его блестят, как золото, ‘ты должен!’. Тысячелетние ценности блестят на этих чешуях, и так говорит сильнейший из всех драконов: ‘Ценности всех вещей блестят на мне. Все ценности уже созданы, и каждая созданная ценность – это я. По истине, ‘я хочу’ не должно более существовать!’ Так говорит дракон». Чтобы завоевать себе свободу и священное Нет даже перед долгом, чтобы завоевать себе право для новых ценностей – для этого нужно стать львом. «Но скажите, братья мои, что может сделать ребёнок, чего мог бы даже лев? Дитя есть невинность и забвение, новое начинание, игра, самокатящееся колесо, начальное движение, святое слово утверждения. Да, для игры созидания, братья мои, нужно святое слово утверждения: своей воли хочет теперь дух, свой мир находит потерявший мир».
По пути Заратустра встречает старца и говорит ему, что несёт людям дар, но старец убеждает его не дарить людям новое, а облегчить им старую жизнь. Старец - добрый, Заратустра - благородный. "Новое хочет создать благородный, новую добродетель. Старого хочет добрый и чтобы старое сохранилось. Но не в том опасность для благородного, что станет он добрым, а в том, что станет он наглым, будет насмешником и разрушителем. Ах, я знал благородных, потерявших свою высшую надежду. И теперь клеветали они на все высшие надежды". Старец говорит Заратустре, что даритель не может быть одиноким; один не может дарить всем. Он предлагает ему остаться одному в своём лесу и славить бога – только бог может принимать дары от одиночки. Но Заратустра знает, что бог мёртв. Десять лет он не скучал в собственном одиночестве, чтобы понять это. Бог – расточился в людях, он каждому подставлял себя, как костыль. Люди воздавали ему хвалу, и он умер; им следовало бы сострадать ему, и тогда он бы жил.
Сверхчеловек – скорее поэтический образ, нежели реальное существо. Человек не может достигнуть его иначе как перестав быть человеком. Даже самый мудрый из людей в сравнении со сверхчеловеком всего лишь обезьяна. (Гераклит – в сравнении с богом). Сверхчеловек не нуждается в потусторонней жизни, не презирает своего тела, готов закалить себя страданиями. Ему не нужно небо, он хочет ходить по земле. Для сверхчеловека любовь к людям – это желание сделать их сильнее, для этого они должны отринуть мораль, отказаться от жалости и сострадания, потому что если даже бог умер, расточив себя – надолго ли хватит человека. Это может показаться эгоистичным, но сверхчеловек, отказываясь от морали, отказывается и от любых связанных с ней категорий. Сверхчеловек, вместе с тем, самоотвержен, ибо он мечет стрелы ненависти и несёт в себе злобу, претерпевая тем самым страдание. В основе сверхчеловека – жертвенность, он готов умереть, если на то будет его воля. Таким образом у сверхчеловека развит самоконтроль – он хозяин своей воли, а воля его – весь мир.
Заратустра ненавидит тех, кто ненавидит жизнь. А жизнь – это воля. Он ненавидит ложь, делающую людей рабами и лишающую их воли. Заратустра выступает против общепринятого понятия о счастье. Счастье, предрекает он, не есть цель сверхчеловека, оно притупляет волю к власти. Заратустра выступает против тех, кто призывает к смирению и ожиданию. Мы не станем сверхлюдьми, говорит Заратустра, но чтобы пришёл сверхчеловек, нам должно превзойти себя, мы должны бороться, а не смиряться. Заратустра говорит, что если у вас нет сил бороться, вы тоже можете сделать немало: можете уступить дорогу. Если вас гложет сомнение, что вам не удастся превзойти себя (это сложная задача), вам обязательно удастся умереть – мудрость для слабых (Прямая отсылка на Шопенгауэра, которого Ницше превзошёл; Шопенгауэр считал, что главная цель мудреца – угасание собственной воли, Ницше создаёт свой тип мудрости, цель которого борьба).
The world is teeming with unnecessary people.
It's god's decision that I fight.
As a knight of honour.
As a protector of the seal.
I sacrifice myself to the blood of criminals.
Wer mit Ungeheuern kämpft, mag zusehn, dass er nicht dabei zum Ungeheuer wird. Und wenn du lange in einen Abgrund blickst, blickt der Abgrund auch in dich hinein.