немного классики. )))
В лаборатории, расположенной в двух подвальных комнатах, Парацельс молил своего Бога, Бога вообще, Бога всё равно какого, чтобы тот послал ему Ученика. Смеркалось. Тусклый огонь камина отбрасывал смутные тени. Сил, чтобы подняться и зажечь светильник, не было. Парацельса сморила усталость, и он забыл о своей мольбе. Ночь уже стёрла очертания запылённых колб и сосуда для перегонки, когда в дверь постучали. Полусонный хозяин встал, поднялся по высокой винтовой лестнице и приоткрыл дверь. В дом вошёл незнакомец. Он тоже был очень усталым.
Парацельс указал ему на скамью. Вошедший сел и стал ждать. Некоторое время они молчали.
Первым заговорил Учитель:
– Мне знаком и восточный, и западный тип лица, – не без вызова сказал он. – Но твой мне не известен. Кто ты, и чего ждешь от меня?
– Мое имя не имеет значения, – ответил вошедший. – Три дня и три ночи я был в пути, прежде чем достиг твоего дома. Я хочу быть твоим учеником. Я взял с собой всё, что у меня есть.
Он снял торбу и вытряхнул её над столом. Монеты были золотые, и их было очень много. Он сделал это правой рукой. Парацельс отошел, чтобы зажечь светильник. Вернувшись, он увидел, что в левой руке вошедшего была роза. Роза смутила Парацельса.
Он сел поудобнее, сложил кончики пальцев и произнес:
– Ты надеешься, что я могу создать Камень, способный превращать в золото все природные элементы, и предлагаешь мне золото. Но я ищу не золото, и, если тебя интересует золото, ты никогда не будешь моим учеником.
– Золото меня не интересует, – ответил вошедший. – Эти монеты – всего лишь доказательство моей готовности работать. Я хочу, чтобы ты обучил меня Науке. Я хочу рядом с тобой пройти Путь, ведущий к Камню.
Парацельс медленно промолвил:
– Камень – это и Путь, и начало Пути. Если ты не понимаешь этих слов, то ты ничего пока не понимаешь. Каждый шаг является Целью.
Вошедший смотрел на него с недоверием. Он отчётливо произнёс:
– Значит, Цель всё-таки есть?
Парацельс засмеялся:
– Мои хулители, скорей ничтожные, чем многочисленные, уверяют, что нет, и называют меня лжецом. У меня на этот счёт иное мнение, однако, допускаю, что я и в самом деле обольщаю себя иллюзиями. Мне известно лишь, что Путь существует…
Воцарилось молчание. Потом заговорил гость:
– Я готов идти с тобой, даже если идти придётся долгие годы. Позволь мне одолеть пустыню. Позволь мне хотя бы издали увидеть обетованную землю, если даже мне не суждено на неё ступить. Но, прежде чем отправиться в Путь, дай мне одно доказательство своего мастерства.
– Когда? – с тревогой произнес Парацельс.
– Немедленно, – с неожиданной решимостью ответил ученик.
Вначале они говорили на латыни, теперь перешли на немецкий.
Юноша поднял перед собой розу:
– Говорят, что ты можешь, вооружившись своей Наукой, сжечь розу и затем возродить её из пепла. Позволь мне быть свидетелем этого Чуда. Вот о чём я тебя прошу, – и я отдам тебе мою жизнь без остатка.
– Ты слишком доверчив, – сказал Учитель. – Я не нуждаюсь в доверчивости. Мне нужна Вера.
Ученик упорствовал:
– Именно потому, что я недоверчив, я хочу увидеть воочию исчезновение и возвращение розы к жизни.
Парацельс взял розу и, разговаривая, играл ею.
– Ты доверчив, – повторил он. – Ты утверждаешь, что я могу уничтожить её?
– Каждый может её уничтожить, – сказал ученик.
– Ты заблуждаешься. Неужели ты думаешь, что возможен возврат к небытию? Неужели ты думаешь, что Адам в Раю мог уничтожить хотя бы один цветок, хотя бы одну былинку?
– Мы не в Раю, – настойчиво повторил юноша, – здесь, под луной, всё смертно.
Парацельс встал.
– А где же мы тогда? Неужели ты думаешь, что Всевышний мог создать что-то, кроме Рая? Понимаешь ли ты, что грехопадение – это неспособность осознать, что мы в Раю?
– Роза может сгореть, – упорствовал ученик.
– Однако в камине останется огонь, – сказал Парацельс.
– Стоит тебе бросить эту розу в пламя, как ты убедишься, что она исчезнет, а пепел будет настоящим.
– Я повторяю, что роза бессмертна и что только облик её меняется. Одного моего Слова хватило бы, чтобы ты её вновь увидел.
– Одного слова? – с недоверием спросил ученик. – Сосуд для перегонки стоит без дела, а колбы покрыты слоем пыли. Как же ты вернул бы её к жизни?
Парацельс взглянул на него с печальным сожалением.
– Сосуд для перегонки стоит без дела, – повторил он, – и колбы покрыты слоем пыли. Чем я только не пользовался на своём долгом веку, – сейчас я обхожусь без них.
– Чем же ты пользуешься сейчас? – с напускным смирением спросил вошедший.
– Тем же, чем пользовался Всевышний, создавая небеса, и землю, и невидимый Рай, в котором мы обитаем и который сокрыт от нас первородным грехом. Я имею в виду Слово, познать которое помогает нам Каббала.
Ученик сказал с полным безразличием:
– Я прошу, чтобы ты продемонстрировал мне исчезновение и появление розы. К чему ты при этом прибегнешь – к сосуду для перегонки или к Слову, – для меня не имеет значения.
Парацельс задумался. Затем он сказал:
– Если бы я это сделал, ты мог бы сказать, что всё увиденное – всего лишь обман зрения. Чудо не принесет тебе искомой веры. Поэтому оставь розу!..
Юноша смотрел на него с недоверием. Тогда Учитель, повысив голос, сказал:
– А кто дал тебе право входить в дом Учителя и требовать Чуда? Чем ты заслужил подобную милость?
Ученик затрепетал:
– Я сознаю своё нынешнее ничтожество. Я заклинаю тебя во имя долгих лет моего будущего послушничества у тебя позволить мне лицезреть пепел, а затем розу. Я ни о чём больше не попрошу тебя. Увиденное собственными глазами и будет для меня доказательством!..
Резким движением он схватил живую розу, оставленную Парацельсом на пюпитре, и швырнул её в огонь. Цвет истаял, и осталась лишь горсточка пепла. Некоторое время он ждал слов и чуда.
Парацельс был невозмутим. Он сказал с неожиданной прямотой:
– Все врачи и аптекари Базеля считают меня шарлатаном. Как видно, они правы. Вот пепел, который был розой и который ею больше никогда не будет!..
Юноше стало стыдно. Парацельс был лгуном или же фантазёром, а он, наглец, ворвался к нему и требует, чтобы тот признал бессилие всей своей знаменитой магии. Он преклонил колени и сказал:
– Я совершил проступок. Мне не хватило Веры, без которой для Господа нет благочестия. Так пусть же глаза мои видят пепел. Я вернусь, когда дух мой окрепнет, стану твоим учеником, и в конце Пути я увижу Розу.
Он говорил с неподдельным чувством, однако это чувство было вызвано состраданием к старому Учителю, столь почитаемому, столь пострадавшему, столь необыкновенному, – и поэтому-то – столь ничтожному! Как смеет он, Иоганн Гризебах, срывать своей нечестивой рукой маску, которая прикрывает Пустоту?
Оставить Парацельсу деньги – значило унизить его подаянием. Уходя, он сгрёб их. Парацельс проводил его до лестницы и сказал ему, что в этом доме он всегда будет желанным гостем. Оба прекрасно понимали, что встретиться им больше никогда не придётся.
Парацельс остался один. Но прежде, чем погасить светильник и опуститься в усталое кресло, он высыпал в горсть нежный пепел и тихо произнёс Слово.
И возникла Роза…