Жестокий мир

[DuGLAS]

Ранее утро8 марта. Будильник зазвенел, и даже не успев, как следует начать свою песню, умолк под натиском моего пальца. Почти в темноте оделся, тихо прикрыв входную дверь, направился к базару. Чуть стало светать. Я бы не сказал, что погода была весенней. Ледяной ветер так и норовил забраться под куртку. Подняв воротник и опустив в него как можно ниже голову, я приближался к базару. Я еще за неделю до этого решил, ни каких роз, только весенние цветыпраздник же весенний.

Сейчас я не могу сказать, что именно, но в его облике меня что-то привлекло. Старотипный плащ, фасона 1965 года, на нем не было места, которое было бы не зашито. Но этот заштопанный и перештопанный плащ был чистым. Брюки, такие же старые, но до безумия наутюженные. Ботинки, начищены до зеркального блеска, но это не могло скрыть их возраста. Один ботинок, был перевязан проволокой. Я так понял, что подошва на нем просто отвалилась. Из- под плаща, была видна старая почти ветхая рубашка, но и она была чистой и наутюженной. Лицо, его лицо было обычным лицом старого человека, вот только во взгляде, было что непреклонное и гордое, не смотря ни на что.


Я подошел к базару. Перед входом, стояла огромная корзина с очень красивыми весенними цветами. Это были Мимозы. Я подошел, да цветы действительно красивы.
- А кто продавец, спросил я, пряча руки в карманы. Только сейчас, я почувствовал, какой ледяной ветер.
- А ты сынок подожди, она отошла не на долго, щас вернется, сказала тетка, торговавшая по соседству соленными огурцами. Я стал в сторонке, закурил и даже начал чуть улыбаться, когда представил, как обрадуются мои женщины, дочка и жена. Напротив меня стоял старик.


Сегодня был праздник, и я уже понял, что дед не мог быть не бритым в такой день. На его лице было с десяток порезов, некоторые из них были заклеены кусочками газеты. Деда трусило от холода, его руки были синего цвета.его очень трусило, но она стоял на ветру и ждал.
Какой-то не хороший комок подкатил к моему горлу. Я начал замерзать, а продавщицы все не было. Я продолжал рассматривать деда. По многим мелочам я догадался, что дед не алкаш, он просто старый измученный бедностью и старостью человек. И еще я просто явно почувствовал, что дед стесняется теперешнего своего положения за чертой бедности.

К корзине подошла продавщица.
Дед робким шагом двинулся к ней. Я то же подошел к ней. Дед подошел к продавщице, я остался чуть позади него.
- Хозяюшка.милая, а сколько стоит одна веточка Мимозы,- дрожащими от холода губами спросил дед.
- Так, а ну вали от сюдава алкаш, попрошайничать надумал, давай вали, а то.прорычала продавщица на деда.
- Хозяюшка, я не алкаш, да и не пью я вообще, мне бы одну веточку.сколько она стоит?- тихо спросил дед.
Я стоял позади него и чуть с боку. Я увидел, как у деда в глазах стояли слезы
- Одна, да буду с тобой возиться, алкашня, давай вали от сюдава, - рыкнула продавщица.
- Хозяюшка, ты просто скажи, сколько стоит, а не кричи на меня, -так же тихо сказал дед.
- Ладно, для тебя, алкаш, 5 рублей ветка,- с какой-то ухмылкой сказала продавщица. На ее лице проступила ехидная улыбка.
Дед вытащил дрожащую руку из кармана, на его ладони лежало, три бумажки по рублю.
- Хозяюшка, у меня есть три рубля, может найдешь для меня веточку на три рубля,- как-то очень тихо спросил дед.
Я видел его глаза. До сих пор, я ни когда не видел столько тоски и боли в глазах мужчины. Деда трусило от холода как лист бумаги на ветру.
- На три тебе найти, алкаш, га га га, щас я тебе найду,- уже прогорлопанила продавщица.
Она нагнулась к корзине, долго в ней ковырялась
- На держи, алкаш, беги к своей алкашке, дари га га га га, - дико захохотала эта дура.
В синей от холода руке деда я увидел ветку Мимозы, она была сломана посередине.
Дед пытался второй рукой придать этой ветке божеский вид, но она, не желая слушать его, ломалась по полам и цветы смотрели в землюНа руку деда упала слезаДед стоял и держал в руке поломанный цветок и плакал.
- Слышишь ты, @ука, что же ты, @лядь, делаешь? начал я, пытаясь сохранить остатки спокойствия и не заехать продавщице в голову кулаком. Видимо, в моих глазах было что-то такое, что продавщица как-то побледнела и даже уменьшилась в росте. Она просто смотрела на меня как мышь на удава и молчала.

- Дед, а ну подожди, - сказал я, взяв деда за руку.
- Ты курица, тупая сколько стоит твое ведро, отвечай быстро и внятно, что бы я не напрягал слух,- еле слышно, но очень понятно прошипел я.
- Э.ануя не знаю,- промямлила продавщица
- Я последний раз у тебя спрашиваю, сколько стоит ведро!?
- Наверное 50 гривен, - сказал продавщица.
Все это время, дед не понимающе смотрел то на меня, то на продавщицу. Я кинул под ноги продавщице купюру, вытащил цветы и протянул их деду. - На отец, бери, и иди поздравляй свою жену, - сказал я.
Слезы, одна за одной, покатились по морщинистым щекам деда. Он мотал головой и плакал, просто молча плакал У меня у самого слезы стояли в глазах. Дед мотал головой в знак отказа, и второй рукой прикрывал свою поломанную ветку.
- Хорошо, отец, пошли вместе, сказал я и взял деда под руку.
Я нес цветы, дед свою поломанную ветку, мы шли молча. По дороге я потянул деда в гастроном. Я купил торт, и бутылку красного вина. И тут я вспомнил, что я не купил себе цветы.
- Отец, послушай меня внимательно. У меня есть деньги, для меня не сыграют роль эти 50 гривен, а тебе с поломанной веткой идти к жене не гоже, сегодня же восьмое марта, бери цветы, вино и торт и иди к ней, поздравляй. У деда хлынули слезы.они текли по его щекам и падали на плащ, у него задрожали губы.
Больше я на это смотреть не мог, у меня у самого слезы стояли в глазах.

Я буквально силой впихнул деду в руки цветы, торт и вино, развернулся, и вытирая глаза сделал шаг к выходу.
- Мымы45 лет вместе она заболела.я не мог, ее оставить сегодня без подарка, - тихо сказал дед, спасибо тебе...
Я бежал, даже не понимая куда бегу. Слезы сами текли из моих глаз

Я хочу, чтоб этот мир стал чуточку добрей...

Автор неизвестен.

[BLACKENED]

Мда...Я даже сам немного прослезился Конечно написано довольно таки банально и автор явно давит на слезу читателя, но застявляет задуматься об описанных вещах.

[Nesta]

мне тоже понравилось это ведь одна из проблем что люди потеряли к друг другу уважение, как это неотёсанная продавщица....поэтому я свято верю что каждый получит по заслугам своим МЛЯЯЯ

[DuGLAS]

судя по всему продавщица представительница стандартного украинского БЫДЛА. ужасные люди

[S@M]

На обиженных жизнью не обижаются))
Продавщица тупая, так как не смогла найти работу лучше, что с неё взять?!

[Nesta]

Ды ну работа здесь не причём

[S@M]

Nesta, я к тому что она тупая

[Heather's Lover]

Без комментариев ...

[Ratnik]

HannibalSmith, ты сказала то о чем я неоднократно думал, молодец

[DuGLAS]

Фпрадалжение....

Детка.


Ветер поздней весны гонял пыль по дворику возле шестнадцатиэтажки. Дети копошились во влажном, непросохшем от дождя, песке, лепя куличики, пасочки, и строя небольшие замки.

Танечка вышла из подъезда и гордо окинула серо-голубым взглядом дорожку, ведущую к песочнице. Аккуратно, но всё же чуть не подвернув ногу на ступеньке, всё также чинно и степенно спустилась вниз, презрительно отодвинув носком туфли прибившуюся к лесенке бумажку, так не кстати оказавшуюся у неё на пути. Слегка вульгарный макияж, не по возрасту вычурно подведённые глазки и размашистый контур алой помады всё же не портил её молодого личика. Наоборот, казалось, что он придавал строгость, но строгость мягкую, нежную. Огромный, не по размерам, свёрток одеяла, укутанный очень плотно, запищал.
- Тихо, тихо, моя маленькая, - Таня слегка покачала этот валик и прижав к себе, побрела к скамеечке возле детской горки, недалеко от копающих песочные катакомбы детей. Она мягко впечатывала в сырую землю длинные шпильки, пытаясь ими цокнуть, и в тоже время чтобы не запачкать туфельки. Плащик мятыми складками задевал салатовую, ещё не успевшую до конца позеленеть, траву, пачкаясь в пыльной росе. Синенькая шапочка, закрывающая русые кудри, сползала на лоб, и Танечка периодически поправляла её, всё так же крепко прижимая свёрток.

Сидушка скамейки с облупленной краской была сметена мягкой ладошкой и Таня снова посмотрела на копошащихся детишек, показушно-тяжко вздохнув:
- Ох уж эти дети… Тихо, доченька, не плачь, - свёрток начал издавать плачущие всхлипы, и теперь уже даже гомонящие в песочнице не могли отвлечь её.

- Вот ты моя хорошая, моя любимая детка. Сейчас мы подышим свежим воздушком и пойдём домой кушать кашку. Ты же хочешь кашку-малашку?
Свёрток молчал, и Танечка продолжала:
- Потом мама тебе поменяет памперсы, мы наденем подгузнички и спаточки. А когда проснёмся, пойдём снова подышим воздухом. Посмотрим, как играют дети. Ты же хочешь посмотреть?
Из слегка приоткрытого свёртка, торчала маленькая, лысая голова с серыми глазками и преданно смотрела на Таню, прикрывшись отворотом одеяла. Заботливая мамаша сюсюкала, показывала на пролетающих птичек, бегающих собачек и копошащихся песочных детей.

Хулиганистый соседский мальчик, имени которого Таня даже и не помнила, подбежал к ним и посмотрел на свёрток.
- А что это у вас там?
- Это моя деточка. Её зовут Аня. Аня, познакомься с мальчиком, - вежливо продолжила беседу с соседом она.
- Лёшка! – бодро представился он и заглянул за одеяло.
- Осторожнее, ты её напугаешь, - предупредила его Таня, отворачивая свою дочку.
- А она мигает? «Мама» говорит? – Лёшка втянул носом набежавшую зелёную сопельку и ладонью потёр лоб.
- Нет, она ещё маленькая, - пытаясь доходчиво объяснить Лёшке, Таня любовалась личиком дочурки.
- Гы, а можно её подержать? – уже наглея попросил сосед.
- Только очень-очень осторожно. Не урони её, - она протянула свёрток.
- Да не боись. У меня есть сестричка. Я даже кормил её с бутылочки.
Лёшка подхватил Анечку и двумя руками поднял в воздух.

- Осторожно! – Таня рванулась за падающей Анечкой, но не успела подхватить и свёрток упал на траву.
- Дурак! – закричала она и из глаз полились слёзы, смывая с ресничек мамину тушь. Размазав помаду по щеке, она подняла свою доченьку, отвернувшись от обидчика.
- Я всё маме расскажу! – солёные фиолетовые капельки падали на одеяльце, итак уже порядком запачканное. Анечка висела под правой подмышкой, полузакрытыми глазами наблюдая за Лёшкой, которому были непонятны эти девчачьи игры.

- Лёша! Иди немедленно сюда, - из окна третьего этажа раздался крик и мальчик рванулся домой. Танечка медленно шла по тропинке, уже не обращая внимания на гомон детей, перепачканную куклу Аню и собственные слёзы.

- Как тебе не стыдно! Зачем ты её обидел? - отчитывала мама сына-хулиганчика. - Ты же знаешь, что она болеет и её нельзя трогать.
- Я не нарошно, - всхлипнул Лёшка.

Таня открыла ключом двери. В полупустой квартире её встретил портрет матери, которую она уже не видела живой больше полугода. Кукла безвольно упала из ослабших рук и прикрыла глаза, издав плачущий стон.

Всего полгода назад они были семьёй. В автокатастрофе погибли и папа, и её мама, и сестричка Анечка...

© Писдобол

[Milamber]

в первом откровенно не понравилась манера повествования автора... сюжет очень похож на 2 песни Трофимова
второй намного лучше, и продолжение он совсем не является... это скорее продолжение к моему Мгновенному счастью...
и последнее предложение лишнее, без него было бы серьезнее...

[claw]

[Garin007]

елибы ты не знал что такое ненависть ты бы в меня тогда бы не зачто не выстрели.

мир слишком чёрств и начинает гнить в своем безразличии.

[claw]

Garin007, в своем репертуаре)

[DuGLAS]

А теперь неоднозначная жесть...

ДОЧЕНЬКА


Первая фотография. Чёрно-белая, качество практически никакое – зато сам снимал, проявлял плёнку, печатал снимки в ванной комнате с завешенным окном. Месяц от роду, мордочку практически не видно в пелёнках-чепчиках. Маленький смешной человечек. Господи, пятнадцать лет прошло, а Сергей помнил эти счастливые дни отчётливо, как будто всё было вчера. С нежностью и трепетом брал на руки маленькое тёплое тельце, бережно носил по комнатам.

А здесь ей три года. Фото уже в цвете. В детском садике, с какой-то непонятной игрушкой. Платье в цветочек, ободранные коленки. Как-то уезжала на месяц к бабушке с дедушкой, встречал её, чуть не заплакал… а она так спокойно: «Папа?» - и ноль эмоций. Умилился до слёз.

Первый раз в первый класс. Белые бантики, огромный букет. Мы, родители, рядом. Нарядные, как будто сами в школу идём. В её глазах ожидание чего-то нового, в наших – грусть. Вырос ребёнок. Эх, блин, это разве вырос.

Девять лет (или восемь?). На море. Отличное фото, вода прозрачная, каждый камешек видно. Длинные волосы, веснушки, хитрая мордашка. Красавица!

А дальше… Сергей бросил пачку фотографий на стол. Дальше неинтересно. Девочки вырастают, забивают на учёбу, на родителей, встречают любовь-морковь на всю жизнь (великовозрастный недоучившийся пэтэушник, которого не взяли в армию по причине умственной инвалидности). Потом не ночуют дома. Потом говорят, что уйдут к нему, единственному и неповторимому. Потом говорят, что родители в жизни ни хрена не понимают, жить нужно для себя и сегодняшним днём. И вообще, я залетела. Дайте денег на аборт. В неполные, сука, шестнадцать лет. А потом…

«Растут дети, - подумал Сергей, закуривая. – Где моя любимая доченька? Ведь эта сука, которая лежит на полу с простреленной головой, не моя дочь. Уже нет. Как там, у классика? Я тебя породил, я тебя и …»

Он выстрелил в голову другу-дебилу, который тихо стонал в луже крови с отстреленными яйцами, прекратив его мучения. Подумалось, что контрольный выстрел не очень-то вяжется с состоянием аффекта… «Хотя, какая теперь разница?» – устало подумал Сергей, касаясь виском холодной стали дульного среза.

© Шайсман, 2006