Ну что, господа, собственно тема. Приводим реальные всртечи людей с призраками, привдениями, полтергейстами, в том числе и ваши собственные.
Первым начинаю я. ^__^
Хочу рассказать о поистине уникальном случае встречи с привидением в одном
из мордовских лагерей общего режима более двадцати лет назад. Алексей
Константинович Прийма, довольно известный исследователь паранормальных явлений, изложил енту историю со слов очевидца и под заголовком «Монолог блатного, записанный на диктофон» включил в книгу «Внеземляне идут!».
Автор ентой книги по образованию филолог, к тому же родом из
Ростова-на-Дону – города, который в некоторых кругах иначе, как
Ростов-папа, а не зовётся. Так что Алексей Константинович профессионально
владеет как нормативной, так и блатной лексикой. В том можно убедиться,
прочитав сам «Монолог…». При пересказе он теряет своё очарование, поэтому
я, сказав несколько фраз в пояснение, предоставлю слово автору «Монолога…»
в той его части, где речь идёт о встрече с привидением. Итак, приступим…
Дело обстояло так. Трое зеков, среди которых был и наш герой, решив
"слинять" из зоны, "замастырили" подкоп из лагерной кухни. Там и
встретились около полуночи. Первым сунулся в лаз "мокрушник". А что было
со
вторым и далее изложено ниже:
- Второй уткнулся было следом за ним да вдруг обернулся, кто его знает –
почему. Может, сказать чего умное приспичило ему? Или зону обматерить на
прощание от всего сердца? Не знаю. Он обернулся, по пояс уже в лаз, в
землю
уйдя, да так и застыл столбом на месте, как памятник самому себе на
братской могиле в степи под курганом.
Гляжу, хавало у него перекосилось так, будто он за моим плечом усёк
прокурора собственной персоной. Шнифты, кнокаю, вылезли у барыги на лоб.
Очень мне это не понравилось, Лёха. Очень. Тем более, что барыга был из
людей деловых, жизнью в натуре траченный, много чего повидавший на своём
воровском веку.
Осторожненько этак оглянулся я через плечо и давай давить косяка
влево-вправо – в чём там дело? Сперва ничего особенного не просёк.
Да и сам посуди, что может быть особенное на лагерной-то кухне? Ну, печи
стоят с котлами, в них впаянными. Ну, стол хлебореза. Ну, ящик с мисками
оловянными, зековскими; здоровенный замок болтается на том ящике.
Потом пригляделся. Мама моя родная! Висит в воздухе над столом хлебореза
облако и, что характерно, серебрится, с.ука позорная, мерцает. Ходят
внутри
него волны света.
Я сморгнул – глядь, а из облака пялит на меня свои гумозные зенки какая-то
шестёрка, женского, Лёха, пола. Это в мужской зоне! Веришь ли, только не
было никакой рожи в том облаке и вдруг – здрасте! – объявилась там, как
нежданный гость в погонах на воровской малине.
Чую, спину мне прихватило могильным холодком, ноги стали деревянными.
Стою,
балдею, напрочь забыв про того хмыря, что застрял в лазе.
Как эта девка выглядела, спрашиваешь? Не знаю. Не помню. Я, в основном,
видел её глазищи – яркие, как прожектора на вышке. И ещё помню, рожа у неё
была прозрачной. Да, прозрачной, хочешь верь, хочешь не верь. Вот это –
что
она прозрачная – особенно проняло меня. Ну, думаю, менты паршивые,
никакого
сладу нет с вами. Секретное оружие на нас, тёмных зеках, надумали
испытывать? Мало вам, думаю, костоломных допросов да душегубок ваших?
Теперь, значит, рожи в облаках пошли у вас в ход?!
Просекаю, секретное оружие пришло вдруг в движение. Рожа стронулась с
места
и прёт буром на меня. А облако так и вьётся вокруг неё, так и мерцает.
У меня наступил от такой картинки всеобщий мандраж в членах. В мозгах –
затмение. Так, думаю, пришли мне полные кранты. Засекли, гады! Сейчас
будут
вязать. И корячится теперь к моему неполному сроку довесочек в пять лет за
попытку к бегству.
Стою, трясусь.
А рожа тем временем продолжает идти в облаву на меня. Причём идёт открыто,
в наглую, как вертухай с грохотиловкой на груди через зону. В метре… нет,
Лёха, в полуметре от меня она притормаживает, и тут я чувствую такой кайф,
что хоть в голос кричи. Всем телом чувствую, тянет от этой глазастой тёлки
немыслимым холодом. Не баба, а сплошной Северный полюс, век свободы не
видать, если вру.
Окоченел я мгновенно.
Рожа висит в воздухе – близко висит, рукой можно тронуть. Она давит косяка
на меня и пыхтит: фу-у, фу-у. Как дохнёт, так сквозь меня волны ледяной
мглы прокатывается: Фу-у – волна холода, фу-у – ещё волна. Потом вдруг и
говорит, п.адла прозрачная:
- Возвращайся в барак. Не ходи в побег, сыночек.
Вижу, совсем плохи мои дела. Менты своё секретное оружие разговаривать
научили.
Эх, думаю, пропадать так с музыкой. Набрал я полные лёгкие воздуха и
рявкнул в ответ:
- А ну заткни хлебало! Не гоношись. – Потом для большего понта прибавил:
-
Ты на кого мазу тянешь, с.укоедина мизерная? На пахана?
Рожа опять – фу-у, фу-у. И снова разевает свою пасть, голосом своим
скрипучим в ответ на мои правильные зековские речи советует:
- Ты бы не вертухался зря, сыночек. Канай,- говорит, назад в барак, пока
есть время. Мусора, чтоб ты знал, расставили ловушку на вас, губошлёпов.
Сейчас начнут вас шмалять, едва вы, дуроломы, носы высунете из мышиной
своей норы по ту сторону колючки…
- Ладно фуфло давить, чеканю я в ответ.- Давай,- говорю,- зови сюда
самого
главного начальника. Ваша взяла, менты,- говорю,- и х.рен с вами. Не
отбиться, видно, мне, бедному, никогда от вашей волчьей, наседающей стаи.
Кончай, в общем, митинговать. Давай сюда начальника, п.адла!
И так я это хорошо, душевно сказал, с таким качественным надрывом, что
даже
самого себя стало мне жалко.
А рожа опять за своё:
- есть приказ шмальнуть всех вас на месте, когда вы прохиляете за зону. В
назидание всем прочим зекам, сыночек. Так что завязывай, - говорит, качать
права, с понтом умный. Дуй, зараза, в барак, покуда оперы не расписались
свинцом в расходном ордере на твою душу.
Произнеся эти слова, рожа сгинула. Исчезла в момент с облаком своим к
чертям собачьим. Куда подевалась, не знаю.
Я ещё больше приторчал от такого оборота дела. Ну, словно бы взял
дополнительную, вторую дозу марафета без передыху вслед за первой.
Главное, тишина стоит вокруг такая, как в карцере. А должны бы, по идее,
уже грохотать сапоги и клацать затворы, и сиплый голос в окошко кухонное
должен бы уже, по идее, орать: «Выходи по одному, руки за голову, мать
вашу
так!». Не слышу, однако, ни сапог, ни голоса. Тишина.
Ни фига не понимаю.
Торчу посередине кухни дурак дураком, руками машу – бока себе растираю,
весь до печёнки промороженный той рожей. Оглянулся, а барыги, что застрял
в
лазе, и след простыл. Видать, дал с перепугу дёру, нырнул в дырку под
землю, когда мы с рожей начали перепуливаться красивыми словами.
Шагнул я. Продолжая ничего не понимать, к лазу и чую, не могу второй шаг
сделать. Хоть режьте меня на куски, граждане, не могу. Постоял так.
Постоял, вперёд-назад раскачиваясь, дивясь речам той прозрачной рожи,
интенсивно обдумывая их. Стало тут потихоньку доходить до меня, что рожа
эта – никакое, видно, не секретное оружие, что вовсе не на ментов она
работает, а совсем даже наоборот, пошли ей Бог здоровья и счастья.
Знак она мне подала, Лёха. Понял? Знак! Век не забуду её услугу.
Поклонился я в ноги тому месту, где рожа была, сказал спасибочки и
пошлёпал
в бодром темпе назад в барак.
Ну, а дальше всё было так, как и пообещала этому милому "сыночку2 та
"п.адла прозрачная": угрохали-таки "менты" тех двух "барыг" на выходе из
подкопа за зоной. А наш герой ушёл в глухую "несознанку". И заглохло дело.
О том, что особо интересовало его в связи со случившимся, несостоявшийся
беглец поведал в конце своего необычного рассказа:
- Знаешь, Лёха, что меня особо психует во всей этой истории? А то, что
прозрачная харя в облаке спасла от смертельной удавки на горлянке только
меня одного. А мокрушника и того барыгу, что на время в лазе застрял,
пустила, как отбросы общества, побоку – прямиком под пули.
Что она, рожа, такое-этакое во мне нашла? Чем я ей приглянулся? Ты во мне
ничего не находишь этакого… ну, необычного? Нет? Вот и я сам не нахожу. А
она, кажись, нашла… Знать бы – что!..
_________________